Динамика сборника «Романтические цветы» Н. С. Гумилёва

  • Дата:
теги: Романтические цветы, сборники

Сборник «Романтические цветы» Н. С. Гумилёва впервые увидел свет в 1908 году, однако, поскольку окончательный вариант сборника (1918 года) отличается своей законченностью и наибольшей осмысленностью, мы возьмем именно его для рассмотрения темы.

Слово «динамика» в данном контексте рассматривается скорее, как движение авторской души в стихотворениях, поведение лирического героя. Это некое движение внутри стихотворения, которое улавливает читатель.

Динамика в стихотворениях определяется как характером самого поэта, так и присутствием женского образа. В стихотворениях, в которых лирического героя можно отождествить с поэтом, мы находим постоянное блуждание, движение, но как только появляется лирическая героиня, некая дама (царица, принцесса), это движение исчезает, все замирает. Внимание читателя переключается на представительницу женского пола, а лирический герой, прежде занимавший все пространство стихотворения, отходит на второй план.

Героини, как правило, предстают перед читателем сильными личностями, они как бы возвышаются над лирическим героем, который в итоге теряется на ее фоне. Стихотворения такого типа напоминают чем-то концепцию средневековой любви: герой Гумилёва, как и герой средневекового поэта, лишь наблюдает издалека за красавицей, своей возлюбленной, и фокус в таких стихотворениях нацелен именно на нее.

«Романтические цветы» открываются «Сонетом» из «Пути конквистадора», отражающего все основные мотивы сборника. Стихотворение начинается с мотива странствия, наполненного ожиданием, но не томным и грустным. Лирический герой сопоставим с автором, он как конквистадор:

«Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам». [5, с. 7]

Создается образ любопытного ребенка, который хочет везде побывать и все узнать. Герой смеется, ждет и верит в свою звезду. В конце стихотворения лирический герой зовет смерть, с которой готов биться до конца. Вспоминается то, как Гумилёва описывали его современники, например Эрих Голлербах писал: «Неисправимый романтик, бродяга-авантюрист, «конквистадор», неутомимый искатель опасностей и сильных ощущений, — таков был он». [4, с. 15] Все эти черты мы найдем и в лирическом герое данного стихотворения.

Духом авантюризма и какой-то детской любопытностью пронизаны и другие стихотворения сборника, например следующее стихотворение «Баллада». Лирический герой радуется подарку Люцифера, потому что он сможет «спускаться в глубины пещер» и «увидеть небес молодое лицо». [5, с. 8] Лирический герой радостно скачет на своих конях:

«Много звездных ночей, много огненных дней
Я скитался, не зная скитанью конца,
Я смеялся порывам могучих коней
И игре моего золотого кольца». [5, с. 8]

Продолжается мотив скитания. Азарт овладевает лирическим героем, и он «на выси сознанья» направляет своих коней, где вдруг видит деву с печальным лицом. С появлением девы, все активное действие, ребяческая радость лирического героя стихает, и картинка становится довольно статичной. Герой отдает кольцо этой печальной незнакомке и перестает выступать активным участником стихотворения. После встречи с этой незнакомкой, отдав ей кольцо, Люцифер дарит герою шестого коня, именуемого Отчаяние. До встречи с героиней в стихотворении преобладало веселое настроение, чего нельзя сказать о последних строках.

Влюбленный лирический герой показан в стихотворении «Перчатка». Перчатка любимой – прекрасное напоминание и сладостное воспоминание о встрече; она еще хранит в себе отпечаток руки хозяйки, что приводит в детский восторг лирического героя. И он как ребенок, не хочет снимать перчатку до новой встречи. И если в этом стихотворении мы как бы наблюдаем зарождение отношений, какую-то юношескую влюбленность, то в следующем стихотворении, «Мне снилось», звучит по-взрослому печальное ожидание конца, мысли о любви до гроба, о смерти. В этом стихотворении замедляется темп, в нем практически нет глаголов, и поэт пишет уже не о себе, а использует местоимение «мы».

В «Маскараде» лирический герой называет героиню «царицей Содома». Все стихотворение лирический герой говорит только о загадочной незнакомке, которая в конце ускользает змеею в ночи, сдергивает маску, глянув в очи лирическому герою, что заставляет его вспомнить такие же песни, дрожь сладострастья. Лирический герой настолько очарован своей спутницей, что стихотворение заканчивается строками:

«Царица, царица, ты видишь, я пленный,
Возьми мое тело, возьми мою душу!» [5, с. 18]

Эта «царица» пленила лирического героя, он бессилен перед ней. Поэт, несмотря на то что основной фокус в стихотворении направлен на загадочную незнакомку, отлично передает происходящую суматоху на маскараде, подвижность на заднем плане: «прошли ураганом пляски», «бродили с драконами под руку луны», «метались китайские вазы», сам лирический герой танцевал, смеялся, грустил. Стихотворение оживает, картинка движется, действие разворачивается.

Возвеличивание лирических героинь, характерно не только для этого стихотворения. В стихотворении «Отказ» мы встречаем фразу: «Царица – иль, может быть, только печальный ребенок» [5, с. 23], а влюбленный герой почему-то всего лишь принц. Мы видим довольно подвижную картинку, а не просто описание дамы:

«Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица,
И вот перед ней замелькали на влаге дельфины.
Чтоб плыть к бирюзовым владеньям влюбленного принца,
Они предлагали свои глянцевитые спины». [5, с. 23]

Стихотворение «Сада-Якка» вновь пропитано детским взглядом на любовь, а из-за рифм и размера оно напоминает песенку, уменьшительно-ласкательные формы слов и набор легких образов передает влюбленность лирического героя, «подпрыгивающее» состояние его души. К своей лирической героине он обращается на Вы, однако несмотря на это, создается игривое и жизнерадостное описание девушки. Обращение на Вы показывает дистанцию в общении, она будто недосягаема для лирического героя.

Стихотворение «Пещера сна» – наверное единственное в этом сборнике, в котором лирический герой ставит себя и возлюбленную на один уровень. Однако, поэт использует местоимение «мы», а значит его спутником не обязательно может быть дама, хотя из общего настроения сборника, мы можем предположить, что имеется в виду все же его возлюбленная. Лирический герой мечтает, как они пойдут в пещеру, где увидят Люцифера и других волшебных и загадочных существ. В этом стихотворении читается дух приключений: лирическому герою хочется залезть в каждый уголок окружающего его мира и увидеть все. Мы вновь встречаем здесь Люцифера, как и в «Балладе», только тут герои уже спускаются в пещеру к нему. Стихотворение наполнено глаголами, от чего приобретает особую динамику. Картинка оживает перед читателем, и мы с лирическими героями следим за происходящим в пещере.

«Подожди, погаснет скучный день,
В мире будет тихо, как во храме,
Люцифер прокрадется, как тень,
С тихими вечерними тенями.

Скрытые, незримые для всех,
Сохраним мы нежное молчанье,
Будем слушать серебристый смех
И бессильно-горькое рыданье.

Синий блеск нам взор заворожит,
Фея Маб свои расскажет сказки,
И спугнет, блуждая, Вечный Жид
Бабочек оранжевой окраски». [5, с. 32]

Похожие образы и темы мы найдем в стихотворении «За гробом», в котором тоже есть своя динамика:

«Под землей есть тайная пещера,
Там стоят высокие гробницы,
Огненные грезы Люцифера, —
Там блуждают стройные блудницы». [5, с. 48]

Смерть как сон, пещера, как прибежище смерти; коридор, по которому понесет тебя после смерти, мотив странствия и блуждания. Женским образом тут выступает блудница, приходящая в гробницу:

«И когда, упав в твою гробницу,
Ты загрезишь о небесном храме,
Ты увидишь пред собой блудницу
С острыми жемчужными зубами».

Блудница появляется уже в конце, с ней приходит ощущение какой-то обреченности, отчаяния, проклятия – от нее уже не избавиться.
Магическая атмосфера стихотворения «Любовники» рассказывает нам историю о великом жреце, которого опьянила красота девушки. Суровый и великий жрец настолько пленен очарованием юной особы, что забыл данный обет и покинул свою землю:

«Они ушли из тьмы священных рощ
Туда, где их сердец исчезла мощь
Где их сердца живут одной любовью». [5, с. 36]

Гумилёв показывает силу и мощь любви, которая может пленить и подчинить даже сильного и властного мужчину. Тема разрушительной и несчастливой любви зарождается еще в «Балладе», ведь сам Люцифер дал кольцо, которое герой подарил несчастной деве и продолжается в следующих стихотворениях сборника, например в «Заклинании», которое тоже оживает посредством пейзажа. Лирическая героиня здесь Царица очаровывает юного мага так, что тот забывает обо всем вокруг. Как и жрец в предыдущем стихотворении, юный маг отдается во власть ее причуде, он:

«Говорил, как мертвый, не дыша,
Отдал все царице беззаконий,
Чем была жива его душа». [5, с. 38]

Царица вновь появляется в «Гиене», «Корабле», где любовь носит разрушительный характер. В «Ягуаре» лирический герой видит сон, в котором он превращен в ягуара. Несмотря на свою силу и мощь животное вдруг замирает перед девушкой, которая смотрела на него «тихо и влюбленно». Он покорился ей, но это обернулось плачевным концом:

«Я молчал, её покорный кличу,
Я лежал, её окован знаком,
И достался, как шакал, в добычу
Набежавшим яростным собакам». [5, с. 45]

После чего лирическая героиня тихо и спокойно уходит.

Однако лирическая героиня в стихотворении «Жираф» уже не такая властная и суровая. Она грустит, а лирический герой, будоража свои воспоминания, пытается утешить ее рассказами о прекрасной Африке. Стихотворения «Носорог» и «Озеро Чад» продолжают эту тенденцию. Лирический герой в стихотворении «Озеро Чад» – отважный воин-вождь, которого можно сравнить с самим Гумилёвым, а образ прекрасной дамы, которая ощущает себя, как «ненужно-скучная любовница» с Анной Ахматовой. Мы знаем, как скучала Ахматова, когда муж уезжал в свою любимую Африку. Однако приходилось не только скучать, но и переживать из-за азартного и авантюрного характера Н. С. Гумилёва.

Эту черту Н. С. Гумилёва отразили и другие стихотворения сборника, например, в стихотворении «Крест» лирический герой, проиграв все, ставит на карту свой крест. Н. С. Гумилёв был очень религиозным человеком, хотя не распространялся об этом. Из воспоминаний Анны Гумилёвой: «С детства он был религиозным и таким же остался до конца своих дней — глубоко верующим христианином.» [4, с.113]

В стихотворении «Орел Синдбада» прослеживается постоянный для этого сборника мотив странствия, блуждания. Лирический герой вспоминает о своих путешествиях, сколько раз он думал о Синдбаде, грезил о Багдаде и вдруг он принял смерть от орла, «чьи перья - красный пламень». Мотив смерти присутствует и в стихотворениях «Оссиан», «Смерть», «Выбор», «Умный дьявол», «Невеста льва», «Игры». Отважное принятие смерти, подвиги, смелость – в философии жизни самого поэта. Как вспоминал Голлербах: «Повторяю, он влекся к страшной красоте, к пленительной опасности. Героизм казался ему вершиной духовности. Он играл со смертью так же, как играл с любовью». [4, с.17]

Как мы видим, стихотворения сборника насыщены движением, действием, эпитетами, мощными, олицетворенными пейзажами. В стихотворениях никто и ничто не стоит на месте, все находится в движении, как и сам автор, как и его лирический герой. Ни один лирический герой не предстает перед нами в статичной картинке, ни один не стоит на месте. Все «картинки» в оживают, имеют свой сюжет. В стихотворениях порой невольно представляешь именно Н. С. Гумилёва, его образ. Этот сборник полностью отражает характер самого поэта и все его жизненные принципы, которые он выразил в постоянном движении своего лирического персонажа.

Библиография

1. Селезнева Л. В. «Романтические цветы» Н. С. Гумилёва : вестник Университета Российской академии образования, №1/2006
2. Вера Лукницкая Николай Гумилёв : Лениздат, 1990
3. Н. Гумилёв Романтические цветы : Стихи: Париж : Impr. Danzig, 1908.
4. Вадим Крейд Николай Гумилёв в воспоминаниях современников : "Третья волна" (Париж-Нью-Йорк) и "Голубой всадник" (Дюссельдорф), 1989
5. Н. Гумилёв Романтические цветы : Стихи 1903-1907 г. : 3-е изд. - Санкт-Петербург : Прометей, 1918. - 74 с.
6. Н. Гумилёв. Неизданные стихи и письма. Париж : YMCA-Press, 1980.