• Язык:
    Китайский (中文)

亚当的梦

在一片歌舞声中无知的亚当
疲惫不堪,在善恶树下安然入睡。
天空中群星耀眼地闪烁,
绛紫色的影子在草丛中缓缓移动,
而他的灵魂则在草原上飞翔,
在惊恐不安的梦中忽然赶上。

他看到炽热的天使之剑,
从天堂向猛烈的暴风雪中猛冲
无情地刺向他和他的女伴,
将宝剑挡住的不是臀部,亦非肩膀……
宛如一群野兽,它们应建好栖息地,
并用弹弓与木棍为自己找寻食物。

劳苦与病痛的修道院……但在这里
他与女伴第一次懂得不可分离。
女伴——在幸福而痛苦地分娩之中
而他——拿着铁锹,为了将一切掘起。
面对另一位神官,时而温顺,时而粗鲁,
时而愁眉不展,时而双唇紧闭。

看那新生的人类……他们的嘴线条分明,
他们目光迟钝,他们的笑声时有时无。
是力大无穷的该隐在野猪群后狩猎,
亚伯乞讨着油橄榄和蜂蜜,
而他们骑在牛背上,不为大牧首效劳:
年轻人倒在地上,而老人在恐惧中藏身。

惊惶不安的亚当看到了许多:
他的心沉醉于淫乱与安逸,
他在稳稳行驶的诺亚方舟中寻找救赎
终于再一次坚毅执着地站起身来,
行动缓慢的庄稼汉、士兵与骑勇……
但上帝却守护着他的葡萄园。

他将笼头安放在暴风雪之中,
他彻夜不眠,而思绪使他镇定,
如苍鹰一般,他冲入云霄,
在落后的国度中矿石被开采殆尽。
写有诗人们心声与秘密宗教的书籍,
记载着他的温顺与寂静。

深夜时分在蓬松的苔藓上占卜算卦
仙女们从高处走下为了给他拥抱,
水神、火神、气神、土神与星神,
走向他的仆人们,为怨恨复仇,
淡蓝色的海豚拉着他的独木舟
从万丈海渊到阳光普照的山岩。

他喜欢将危险的游戏作为消遣——
在海洋中寻找无人知晓的国度,
在群狼出没的空地轻率地行走
看到高山之中辽阔的平原,
那里山羊们从狭长的小路中跑出
心底的红玫瑰枯萎凋谢。
他喜爱钢刀打磨时霍霍的响声,
为一尊雕像而被砸碎的巨型大理石,
红霞闪耀的未被触及的严寒之地,
与无比美丽温柔的椭圆形脸庞,
它们映在沉重打击的画作中
明亮发光,炯炯有神。

他疲劳不堪——仰望天空,
失明者与亵渎神灵者的目光:
上帝伸开一个又一个世纪,
繁星点点的帐幕在上空闪耀,
寂静庄严的支柱洁白无瑕,
他弯下双膝,憧憬上帝。

他新的思绪,仿佛一直等待,
从玫瑰色远方来的衣着光鲜的客人们,
与他们同道的有,忧伤的、
未曾感知的,还有炽热的新星,
幻想中的沉迷与艺术中的惨剧,
心脏在不祥的预感中疼痛不已。

温柔的夏娃,神灵们的玩偶,
那时她还是婴儿,还是一道光芒,
而现在为了他成了一只母老虎,
她珍珠的闪光预示一场大浩劫,
暴风雨,鲜血与苦难的预言者,
厄运前欢乐的,苦痛灾难的女先驱。

黄金如此吸引目光,令人愉悦,
但黑暗的力量隐藏在黄金中,
它们操纵渎神者的双手
在兄弟们的酒杯中投入毒药。
使他们失去力气,狂笑而饱受折磨,
模仿凄惨的呻吟与狂暴的呼喊。

他与夏娃争斗,口蜜腹剑,如一条蛇,
他用诱惑的网将夏娃捆住。
看啊夏娃——断断续续含混低语的荡妇,
看啊神圣的夏娃——双眼充满忧伤。
时而是月夜下的少女,时而是冬日的姑娘,
但无论何时何地,她都是一个外乡人。

最后一刻他感到极度疲惫,
他放声大笑,痛苦不已;
飞越了几个世纪的天鹅群,
他没有听到它们的欢唱嬉戏;
大理石板上的他寂静庄严,
他向死神,向困倦的女神祷告:

“亲爱的女神,你可知道,我情愿:
在人间的草地与海洋,
我的朝霞在忧伤的心灵中
将致命的毒液洒落。
与内心恐惧和精神错乱决战,
我生于尘土,化作尘土!”

横桁缓缓划出一道血红色的尾巴,
蔚蓝的彗星向地面飞驰。
亚当恐惧不已,在光芒中痛苦不已,
接连不断的响雷拉拽他的大脑。
火焰的狂风在他身前卷起,
他瑟瑟发抖,大声呼喊……忽然梦醒。

在右边——是炯炯有神口吐白沫的老虎,
在左边——是碧绿的幼发拉底河,
山谷被银白色的光芒围住,
为了一场游戏吸引着多荫的海滩,
夏娃的呼喊声从春日里传来:
“你睡了一觉醒了过来……我高兴,我高兴!”


Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Сон Адама» на китайский язык.

Сон Адама

От плясок и песен усталый Адам.
Заснул, неразумный, у Древа Познанья.
Над ним ослепительных звезд трепетанья,
Лиловые тени скользят по лугам,
И дух его сонный летит над лугами,
Внезапно настигнут зловещими снами.

Он видит пылающий ангельский меч,
Что жалит нещадно его и подругу
И гонит из рая в суровую вьюгу,
Где нечем прикрыть им ни бедер, ни плеч…
Как звери, должны они строить жилище,
Пращой и дубиной искать себе пищи.

Обитель труда и болезней… Но здесь
Впервые постиг он с подругой единство.
Подруге — блаженство и боль материнства,
И заступ — ему, чтобы вскапывать весь.
Служеньем Иному прекрасны и грубы,
Нахмурены брови и стиснуты губы.

Вот новые люди… Очерчен их рот,
Их взоры не блещут, и смех их случаен.
За вепрями сильный охотится Каин,
И Авель сбирает маслины и мед,
Но воле не служат они патриаршей:
Пал младший, и в ужасе кроется старший.

И многое видит смущенный Адам:
Он тонет душою в распутстве и неге,
Он ищет спасенья в надежном ковчеге
И строится снова, суров и упрям,
Медлительный пахарь, и воин, и всадник…
Но Бог охраняет его виноградник.

На бурный поток наложил он узду,
Бессонною мыслью постиг равновесье,
Как ястреб врезается он в поднебесье,
У косной земли отнимает руду.
Покорны и тихи, хранят ему книги
Напевы поэтов и тайны религий.

И в ночь волхвований на пышные мхи
К нему для объятий нисходят сильфиды,
К услугам его, отомщать за обиды —
И звездные духи, и духи стихий,
И к солнечным скалам из грозной пучины
Влекут его челн голубые дельфины.

Он любит забавы опасной игры —
Искать в океанах безвестные страны,
Ступать безрассудно на волчьи поляны
И видеть равнину с высокой горы,
Где с узких тропинок срываются козы
И душные, красные клонятся розы.

Он любит и скрежет стального резца,
Дробящего глыбистый мрамор для статуй,
И девственный холод зари розоватой,
И нежный овал молодого лица, —
Когда на холсте под ударами кисти
Ложатся они и светлей, и лучистей.

Устанет и к небу возводит свой взор,
Слепой и кощунственный взор человека:
Там, Богом раскинут от века до века,
Мерцает над ним многозвездный шатер.
Святыми ночами, спокойный и строгий,
Он клонит колена и грезит о Боге.

Он новые мысли, как светлых гостей,
Всегда ожидает из розовой дали,
А с ними, как новые звезды, печали
Еще неизведанных дум и страстей,
Провалы в мечтаньях и ужас в искусстве,
Чтоб сердце болело от тяжких предчувствий.

И кроткая Ева, игрушка богов,
Когда-то ребенок, когда-то зарница,
Теперь для него молодая тигрица,
В зловещем мерцаньи ее жемчугов,
Предвестница бури, и крови, и страсти,
И радостей злобных, и хмурых несчастий.

Так золото манит и радует взгляд,
Но в золоте темные силы таятся,
Они управляют рукой святотатца
И в братские кубки вливают свой яд,
Не в силах насытить, смеются и мучат,
И стонам и крикам неистовым учат.

Он борется с нею. Коварный, как змей,
Ее он опутал сетями соблазна.
Вот Ева — блудница, лепечет бессвязно,
Вот Ева — святая, с печалью очей,
То лунная дева, то дева земная,
Но вечно и всюду чужая, чужая.

И он, наконец, беспредельно устал,
Устал и смеяться и плакать без цели;
Как лебеди, стаи веков пролетели,
Играли и пели, он их не слыхал;
Спокойный и строгий, на мраморных скалах,
Он молится Смерти, богине усталых:

«Узнай, Благодатная, волю мою:
На степи земные, на море земное,
На скорбное сердце мое заревое
Пролей смертоносную влагу свою.
Довольно бороться с безумьем и страхом.
Рожденный из праха, да буду я прахом!»

И, медленно рея багровым хвостом,
Помчалась к земле голубая комета.
И страшно Адаму, и больно от света,
И рвет ему мозг нескончаемый гром.
Вот огненный смерч перед ним закрутился,
Он дрогнул и крикнул… и вдруг пробудился.

Направо — сверкает и пенится Тигр,
Налево — зеленые воды Евфрата,
Долина серебряным блеском объята,
Тенистые отмели манят для игр,
И Ева кричит из весеннего сада:
«Ты спал и проснулся… Я рада, я рада!»


Другие переводы: