«Юноша был тонок, строен, в элегантном университетском сюртуке с очень высоким, темносиним воротником (тогдашняя мода), и причесан на пробор тщательно. Но лицо его благообразием не отличалось: бесформенно-мягкий нос, толстоватые бледные губы и немного косящий взгляд (белые точеные руки я заметил не сразу).»
««Дразнили беднягу, который преглупо стоял, — пишет А. Белый, — «шел от чистого сердца к поэтам же». Затем появился Мережковский и, сунув руки в карманы, сказал с французским прононсом: «Вы, голубчик, не туда попали! Вам здесь не место». И тут же Гиппиус указала на дверь лорнеткой.»
«Я стал присматриваться к Гумилеву в гимназии. Но с опаской — ведь он был старше меня на 6 или 7 классов! Поэтому и не разглядел его, как следует… А если что и запомнил, так чисто внешнее. Помню, что был он всегда особенно чисто, даже франтовато, одет.»
«Однажды, будучи в гостях в доме математика Льва Сироты, я от нечего делать стал просматривать подборку его книг из русской поэзии. Гумилёв был представлен здесь тбилисским изданием 1988 года, которое в то время отсутствовало в собрании моего литературно-музыкального музея (недавно в Нью-Йорке мне эту книгу подарил бывший главный редактор тбилисского издатательства «Мерани» Ушанги Рижинашвили).»
«В первый раз я увидела Н. С. в июне 1907 г. в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал мой портрет. Он был еще совсем мальчик, бледное, манерное лицо, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила.»
«Купальный сезон закончился, городок Трувиль погрузился в спячку, и тут произошло событие, которое взбудоражило все немногочисленное местное население: полицейский арестовал некоего загадочного иностранца.»
«В нем было нечто, напоминающее какую-то дикую и гордую перелетную птицу: маленькая, круглая сзади, голова на высокой шее, длинный прямой нос, круглый глаз со сторожким боковым взором, неторопливые движения.»
«Часто в эту весну и я бывал у него в Царском, в его радушной, устоявшейся, хорошей, чиновничьей семье. В то время в Гумилёва по-настоящему верил только его младший брат-гимназист пятого класса, да, может быть. говорящий попугай в большой клетке в столовой. К тому же времени относится и ручная белая мышь, которую Гумилёв носил в кармане или в рукаве.»