«Улыбался он какой-то полуулыбкой, смотрел как бы из-под век. И немножко были поволокие глаза, это чувствуется на фотографии. Какое-то обаяние, которое было только у него, передавалось абсолютно всем окружающим. По существу он был еще не пожилой человек, всего 35 лет, а впечатление производил очень значительное, — мэтр, чувствовалось, что он мэтр.»
«Мы занимались в узкой, длинной, ничем не примечательной комнате. За узким длинным столом. Николай Степанович сидел во главе стола, спиною к двери. Студийцы располагались вокруг стола. Как-то так получилось, что места наши закрепились за нами сами по себе.»
«Если бы Гумилёв осуществил задуманную им «Поэтику», то получилась бы книга, по всей вероятности, весьма ненаучная, весьма нормативная и нетерпимая, а потому в высокой степени ценная — как проекция творческой личности и как свод несравненного опыта ремесла.»
«Гумилёв был в какой-то фантастической нараспашку оленьей дохе, которую получил по личному распоряжению Горького не то во «Всемир.(ной) литературе», не то в Доме Ученых.»
«Чтобы оправдать название дома — «Дом искусств», в нем были устроены студии. Студию критики вел, например, Корней Чуковский, поэзии — Гумилёв... Волынский основал школу танцев и ведал этой студией.»
«Внизу ходил, не сгибаясь в пояснице, Николай Степанович Гумилёв. У этого человека была воля, он гипнотизировал себя. Вокруг него водилась молодежь. Я не люблю его школу, но знаю, что он умел по-своему растить людей.»
«Блока поддерживали Рождественский, Эрберг, Шкапская и я; Лозинский, Грушко, Кузмин, Ахматова держались нейтрально. Большая группа молодежи объединилась вокруг Гумилёва; они были наиболее активны и гордились прозвищем «гумилят».»
«Больше всего в Студию «Всемирной литературы» привлекало имя Николая Степановича Гумилёва, строгого мастера стиха, главы школы акмеистов, собравшего вокруг себя в последние предреволюционные годы группу талантливых поэтов.»
