К 115-летию Николая Гумилёва (1886-2001)
Ты к дружбе с каждым
встречным не стремись
И тайн не поверяй кому попало…
Авиценна
Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.
Борис Пастернак
Жизнь, безусловно, — отличный учитель,
но уж слишком дорого берёт за свои уроки.
Константин Кереселидзе
Однажды, будучи в гостях в доме математика Льва Сироты, я от нечего делать стал просматривать подборку его книг из русской поэзии. Гумилёв был представлен здесь тбилисским изданием 1988 года, которое в то время отсутствовало в собрании моего литературно-музыкального музея (недавно в Нью-Йорке мне эту книгу подарил бывший главный редактор тбилисского издатательства «Мерани» Ушанги Рижинашвили). Составитель книги В. К. Лукницкая — вдова первого биографа Н. С. Гумилёва Павла Николаевича Лукницкого. Свою работу он начал ещё в студенческие годы (где-то в 1923-1924 гг). Тема была предложена ему в Петербургском университете и благославлена друзьями Гумилёва и Ахматовой известными переводчиками поэзии и историками культуры М. Л. Лозинским и В. К. Шилейко. К 1929 году, когда работа была практически прервана, Лукницкий собрал огромный материал по Гумилёву, но опубликовать его в России было совершенно невозможно многие и многие годы, т.к. поэт был запрещен, и даже за хранение его портрета люди подвергались аресту. Однако, в семье Лукницких сохранили весь «гумилёвский» архив». Часть материалов этого архива Вера Лукницкая, рассказ которой о нём мне посчастливилось однажды слышать в Московском музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки, включила в книгу, которую я держал в руках.
И вот, не спеша перелистывая эту книгу, обнаруживаю, что Николай Гумилёв, живя в 1900-1903 годах в Тифлисе (!) дружил с братьями Кереселидзе (!).
Эти два восклицательных знака требуют специалного пояснения: в них заключена интрига данного повествования.
Сначала о Тифлисе. Как же житель Царского Села и Петербурга попал в Тифлис?
В конце 19-го — начале 20-го веков в среде российской интеллигенции свирепствовал туберкулёз, или, как тогда говорили, чахотка. Эта беда коснулась, например, семей Ахматовой, Цветаевой, Эфронов. Обнаружились симптоны этой болезни и у Дмитрия Гумилёва, старшего брата будущего поэта.
Врачи порекомендовали переехать на юг. Отец семейства, корабелный врач в отставке (служил в своё время на судах «Император Николай 1», «Князь Пожарский», «Варяг»), выбрал Тифлис. Были проданы дом в Царском Селе и усадьба в Поповке. (По словам Ахматовой Гумилёв вспоминал Поповку в таких строкаx: «Цветы, что я рвал ребёнком/ В зелёном драконьем болоте,/ Живые, на стебле тонком,/О, где вы теперь цветёте?).
В Тифлисе поселились в 1900 году в доме Мирзоева в Сололаках, на Сергиевской улице. Братья сначала поступили учиться во 2-ю Тифлисскую гимназию и очень скоро перешли в 1-ю, как самую лучшую в городе. Эта гимназия располагалась на Головинском проспекте (ныне проспект Руставели).
Лукницкий пишет об этом времени: «В гимназии у Гумилёва появились за полгода друзья — братья Кереселидзе».
У нас в эрии Большого Вашингтона живёт очень милый человек Константин Кереселидзе, с которым мы уже несколько лет состоим в добрых отношениях. Он потомственный грузинский кинорежиссёр, Заслуженный деятель искусств, автор 62 фильмов (для меня особенно важно и то, что он снял на видеоплёнку одно из первых моих выступлений в Америке, а сегодня их более 200). Константин известен в Грузии и как джазовый гитарист.
Звоню ему по телефону, читаю слова Лукницкого о братьях Кереселидзе и спрашиваю, как это понимать? В ответ слышу: «Да это же мои дяди, Ванечка и Давид, родные братья моего отца! У меня есть их гимназические фотографии». Ещё и ещё раз звоню Котэ (так официально его звали в Грузии, так любовно его зовут здесь друзья), еду к нему, распрашиваю, беру и записываю на пленку интервью, фотографирую, рассматриваю его семейный и творческий архивы…
Моему удивлению и восхищению нет предела. Впору писать книгу под названием «Сага о Кереселидзе». Судите сами.
Прадед Иванэ Кереселидзе — зачинатель грузинского театра и журналистики, друг писателя Александра Дюма, поэта Александра Чавчавадзе (и его дочерей, особенно Нино, вдовы А.Грибоедова), а также художника Григория Гагарина (он расписал Тбилисский оперный театр и несколько храмов).
Прабабка Нино Узнадзе — первая грузинская актриса.
Дед Георгий — штабс-генерал российской армии, отец троих сыновей и двоих дочерей. Старшие сыновья Иванэ и Давид как раз учились в 1-й Тифлисской мужской гимназии одновременно с братьми Гумилёвыми (кстати будущий генерал тоже учился и окончил эту гимназию, а его отец знаменитый Иванэ Кереселидзе преподавал в ней русский язык и литературу — он же переводил на грузинский язык Пушкина, Лермонтова, Грибоедова; конечно же, младший его внук Георгий, отец Котэ, известный грузинский режиссёр, Заслуженный деятель искусств — тоже учился здесь). Старший сын генерала друг Коли Гумилёва, погиб, как и поэт, от рук большевиков в 1921году. Иванэ был кадетом российской армии и вместе с товарищами оказал сопротивление 11-ой армии Ордженикидзе. Кадеты были расстрелены в г.Гори прямо в товарном вагоне. Давид, тоже кадет, как-то спасся тогда. В 1937 г. его всё же арестовали, однако, быстро выпустили (такое тоже бывало). Позже он погиб в автомобильной катастрофе. Сестре Екатерине не удалось избежать сталинско-бериевской мясорубки. При возвращении из лагеря, встречающие на вокзале родственники и друзья не узнали её, едва не пройдя мимо когда-то цветущей обоятельной женщины. Так она изменилась за 15 каторжных лет…
Вообще семья Кереселидзе подверглась коммунистами гонениям: у них был отобран дом предков и имущество. О предках нельзя было даже вспоминать вслух. В семье никогда не говорили о дружбе братьев Кереселидзе с Гумилёвым — это было небезопасно. Котэ узнал от отца об этом уже в зрелом возрасте. Теперь же об основателе династии Иванэ Кереселидзе написаны книги, есть специальная экспозиция в Литературном музее Грузии и улица его имени в Тбилиси, а его правнук Котэ Кереселидзе сделал о нем в 1990 году документальный фильм, копию которого вместе с многими другими материалами он подарил Вашингтонскому музею русской поэзии.
По Лукницкому, Николай Гумилёв в Тифлисе, кроме братьев Кереселидзе, «дружил с гимназистами — Борцовым, Борисом и Георгием Легранами, Крамелашвили, Глубоковским». Ему импонировало, что они, как он говорил, — «пылкие,дикие». О них известно мало. Разве что о том, что Коля однажды жил у Борцова, а Борис Легран, поклонник Ницше и Шопенгауэра, увлекавшийся политикой, давал читать своему другу «Капитал» Карла Маркса ( позже Легран был послом РСФСР в Республике Грузия, опекал и подкармливал друга Гумилёва — Осипа Мандельштама в бытность его пребывания в Тифлисе; здесь же Легран в сентябре 1921 года сообщил Мандельштаму о расстреле Гумилёва 25 августа). Однако, приобщить Гумилёва к политике не удалось. Она была и осталась чужда ему. По словам Ахматовой, он совсем не разбирался в политике. Его стихией была поэзия. Может быть, по этой причине учился он неважно: не раз оставался на второй год и получал переэкзаменовки. Да и окончил он гимназию чуть ли не в 20 лет (уже в Царском Селе). Широко известна фотография Гумилёва, гимназиста-старшеклассника.
По его словам, стихи он начал писать с 12 лет, а в 16 лет состоялась первая публикация. Это произошло осенью 1902 года в газете «Тифлисский листок». Коля очень гордился этим и, как вспоминала жена его брата, с восторгом сообщил об этом отцу, который не очень приветствовал его поэтические упражнения.
В Тифлисе Гумилёв, гимназист 4-6 классов, несколько раз влюблялся, о чём писал горькие стихи. Их он вписывал в девичьи альбомы.
Одно из его безответных увлечений — гимназистка Маша Маркс. Уезжая в 1903 году из Тифлиса, он подарил ей рукописный альбом своих стихов. На первой странице альбома выписано его рукой стихотворение, опубликованное в «Тифлисском листке» — «Я в лес бежал из городов». Здесь же стихи разочарованного влюблённого юноши. Например, на последней странице альбома он записал такое:
М.М.М.
Я песни слагаю во славу твою
Затем, что тебя я безумно люблю,
Затем, что меня ты не любишь,
Я вечно страдаю и вечно грущу,
Но, друг мой прекрасный, тебе я прощу
За то, что меня ты погубишь…
Об этом Гумилёвском альбоме надо сказать отдельно. Здесь есть своя «история».
Примерно во время моего знакомства с архивом семьи Кереселидзе я получил для моего музея от моих московских друзей супругов Васильевых (Анастасия Ивановна Цветаева их дружески называла коротко: «Глебы») их публикацию в журнале «Грани» — «История тифлисского альбома Николая Гумилёва» (прямо-таки «на ловца и зверь бежит»). Глеб Казимирович Васильев, страстный любитель и знаток творчества Гумилёва, обнаружил у потомков Маши Маркс тот самый альбом и передал его от их имени в «Пушкинский Дом» (кстати в издании «Мерани», которое упомянуто в начале статьи, есть соответствующая ссылка на этот альбом). Недавно Васильевы прислали мне ксерокопию зтого альбома и фотографию Марии Михайловны Маркс, т.е. М.М.М.. Она дожила до глубокой старости и, несмотря на бурную жизнь (участие в 1-ой Мировой войне в качестве врача, страстное увлечение театром с бесчисленными гастролями, огромная семья — три дочери ), сохранила альбом и помнила Гумилёва. Её дед крупный тифлисский меценат много сделал для русского искусства. Страстный театрал он вложил все свои немалые средства в строительство в Тифлисе первого городского русского театра, собрал труппу, открыл первый сезон.
Усилиями таких людей, как меценат М. Маркс, просветитель И. Кереселидзе и художник Г.Гагарин, — Тифлис стал постепенно крупнейшим культурным центром Российской империи, притягивающим к себе актёров, художников, музыкантов, писателей. Он остался таковым и впоследствии.
Русская поэзия здесь тоже была представлена достойно: объединения, публикации, рецензии, вечера поэзии. Например, осенью 1919 года в Тифлисской консерватории выступали Эренбург и Мандельштам. Тогда же Мандельштам выступил и в тифлисском «Цехе поэтов», созданным по образцу гумилёвского объединения «Цех поэтов» в Петрограде. Тифлисский «Цех» опекал Сергей Городецкий, соавтор Гумилёва по созданию нового течения в русской поэзии Серебряного века — акмеизма, у которого было три теоретика: Гумилёв, Городецкий и Мандельштам.
Недавно в музее произошла очередная удивительная встреча. На празднование 110-летия О.Мандельштама сюда пришла бывшая жительница Владивостока Ирина Смоляр (из окна её владивостокской квартиры было видно место, где располагался лагерь у Второй речки, место гибели Мандельштама). Она и её родители — страстные любители Гумилёва. У них неплохое собрание книг и иллюстраций, которые были предоставлены в моё распоряжение. И среди них более полный, чем у меня сейчас, Лукницкий опять в изложении его вдовы, а также кишинёвское издание Гумилёва, где есть генеологические изыскания побочного сына поэта — Ореста Высотского. Он, как и его отец и брат (Лев Гумилёв), побывал в питерских «Крестах» (сидел и в других советских тюрьмах, о чём есть в музее соответствующие материалы и, конечно, он был реабилитирован и участвовал, как и брат, в Отечественной войне). При обыске и изъятии у Смоляров во Владивостоке сочинений А.Солженицына офицеры КГБ «взяли почитать» и, конечно, не вернули четырёхтомник Гумилёва 1962 года (Вашингтон, Виктор Камкин, составители Г.Струве и Б.Филлипов — вдова последнего Евгения Жиглевич, могла бы, наверное, поведать много интересного об этом и других изданиях, осуществлённых этими зарубежными деятелями русской культуры).
Так вот в книге из собрания Ирины Смоляр «Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких» о тифлисской жизни поэта сказано: «…Круг его интересов расширился: он увлёкся астрономией, стал брать уроки рисования, совершил массу прогулок в горы и на охоту, зачитывался Владимиром Соловьёвом, полюбил Некрасова, иногда посещал вечеринки с танцами…». Жизнь в Тифлисе много дала Гумилёву. Здесь он ещё больше полюбил природу, горы, прогулки. Приведу несколько строк из тифлисских стихов начинающего поэта. Он записал их в альбом для М.М.М.:
Люблю я чудный горный вид,
Остроконечные вершины,
Где лишний шаг грозит
Несвоевременной кончиной.
Николай Гумилёв с детства любил риск и опасности. Он не убоялся кавказской крутизны, африканских львов, стрел и пуль, а также немецких шрапнелей 1-ой мировой войны (прапорщик Гумилёв имел за храбрость два солдатских Георгиевских креста). А погиб он в 35 лет от неправедной большевитской пули по списку, как и миллионы его соотечественников только на 10-15-20 лет раньше их. И могилы-то у него нет, как и у его друга Мандельштама. Есть только предполагаемое место захоронения. Он предвидел такой исход своей «несвоевременной кончины»: «И умру я не в постели при нотариусе и враче…».
Можно сказать о том же и словами почитаемого им Пушкина:
Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть Господь сулил.
В Вашингтонский музей русской поэзии продолжают поступать новые материалы, и я надеюсь, что нас ждут новые находки, открытия и встречи.
7 апреля в музее вечер к 115-летию замечательного русского поэта Серебряного века Николая Степановича Гумилёва.
В ноябре прошлого года родной племянник тифлисских друзей Гумилёва Котэ Кереселидзе снял на основе материалов музея фильм-импровизацию. Рабочее название фильма «Гумилёв и Грузия в Вашингтонском музее русской поэзии» (монтаж Виктора Слоквенко). Спонсор фильма и участница съёмки Лали Конлан-Шиукашвили повезла его в Тбилиси…
Uli Zislin
12510 Veirs Mill Rd. #204.
Rockville. MD 20853
Tel. 301/942-2728
Fax. 509/693-0693
E-mail: [email protected]
Web site: http://www.museum.zislin.com