Фра Беато Анджелико
В страна, где хипогрифът лъв с крила
зове ни весело в лазур да свирим,
където от ръкава си нощта
кристални нимфи пуща и фурии;
в страна, где тих е гроб на мъртъвци,
но волята им, власт и сила жива,
сред многото художници светци
един сърцето ми обича дивно.
И нека Рафаел да е велик,
Буонароти, скален бог да люби,
да Винчи, от вълшебствата опит,
Челини, в бронза тайна да разбуди.
Но Рафаел не топли, а слепИ,
в Буонароте страшно съвършенство,
опиянен да Винчи ще смути
душата, що повярвала в блаженство
на Фиезоле, с маковете — плам,
с тополите в небето що се вдигат,
и мощите на мъченици там
в готическите църкви где почиват.
И всичко моят майстор е можал,
да впише с обич, просто и смирено.
Не всичко да рисува е успял,
което нарисувал, — съвършено.
Скали, горички, рицарът на кон, —
къде отива, в църква, при невяста?
Блести зора на градски небосклон,
вървят стада по улици не градски;
Държи Мария Своя Син в престол,
с косичка къдрава и светла благост,
деца такива в нощ пред Рождество
безплодните жени сънуват с радост;
Не плаши ги, закрилени свето,
палачът там, облечен в синя риза,
а те под ореола от злато:
тук светлина, и там — лъчи извират.
А багри, багри — с ярка чистота,
родени с него, с него отлетели.
Говорят: той разтварял е цвета
в епископското масло осветено.
Там още чува се: как серафим
към него спуснал се с усмивка ясна,
взел четки, състезавал се дори
с изкуството му дивно... но напразно.
И Бог, и свят, живеят те довек,
на хората животът — миг и болка,
но всичко вмества в себе си човек,
щом влюбен е в света и вярва в Бога.
Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Фра Беато Анджелико» на болгарский язык.
Фра Беато Анджелико
В стране, где гиппогриф веселый льва
Крылатого зовет играть в лазури,
Где выпускает ночь из рукава
Хрустальных нимф и венценосных фурий;
В стране, где тихи гробы мертвецов,
Но где жива их воля, власть и сила,
Средь многих знаменитых мастеров,
Ах, одного лишь сердце полюбило.
Пускай велик небесный Рафаэль,
Любимец бога скал, Буонаротти,
Да Винчи, колдовской вкусивший хмель,
Челлини, давший бронзе тайну плоти.
Но Рафаэль не греет, а слепит,
В Буонаротти страшно совершенство,
И хмель да Винчи душу замутит,
Ту душу, что поверила в блаженство
На Фьезоле, средь тонких тополей,
Когда горят в траве зеленой маки,
И в глубине готических церквей,
Где мученики спят в прохладной раке.
На всем, что сделал мастер мой, печать
Любви земной и простоты смиренной.
О да, не все умел он рисовать,
Но то, что рисовал он, — совершенно.
Вот скалы, рощи, рыцарь на коне, —
Куда он едет, в церковь иль к невесте?
Горит заря на городской стене,
Идут стада по улицам предместий;
Мария держит Сына Своего,
Кудрявого, с румянцем благородным,
Такие дети в ночь под Рождество
Наверно снятся женщинам бесплодным;
И так нестрашен связанным святым
Палач, в рубашку синюю одетый,
Им хорошо под нимбом золотым:
И здесь есть свет, и там — иные светы.
А краски, краски — ярки и чисты,
Они родились с ним и с ним погасли.
Преданье есть: он растворял цветы
В епископами освященном масле.
И есть еще преданье: серафим
Слетал к нему, смеющийся и ясный,
И кисти брал и состязался с ним
В его искусстве дивном… но напрасно.
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.