Содержание

Translations

The street was strange. Things made me wonder:
The sudden croaking of crows in the sky,
Then sounds of lutes, and distant thunder —
And then the tram was rushing by.

Somehow I jumped upon its platform
While the tram continued to rush and sway,
Leaving above a brilliant pathway
That remained undimmed in the light of day.

With a roar, like a tempest, dark and damned,
It was lost in the chasm of time...
Driver, you must stop the tram,
Driver, stop at once!

Too late. We rounded the city wall,
We cut through a grove of palms,
We crossed three bridges, three rivers in all —
The Neva, the Seine, and the Nile.

For an instant there flashed in the window frame
And threw us a searching stare
The bearded old beggar, of course the same
Who died in Beirut a year before.

Where am I? With languorous trepidation,
“Look over there” — my heartbeats reply:
“There are tickets at yonder railway station
To Spiritual India — for all to buy.”

A signpost. Its blood-filled letters declare:
“Greengrocer’s Shop.” I know that instead
Of cabbages, carrots, and similar fare,
They sell human heads, cut off and dead.

Mine, too, was cut off. The butcher was dressed
In red shirt, and looked like an ox.
He put my head among the rest,
Here, on the floor of the slippery box.

And still, in that alley on a lawn of gray grass,
Stands the house with three windows, and a wooden fence...
Driver, you must stop the tram,
Driver, stop at once!

Masha, you lived here and sang for joy,
You wove me a carpet, my promised bride.
Where is your body now, where is your voice?
Can it be true that you have died?

Oh, how you suffered and moaned in your chamber,
While I, in the powdered wig and with chain,
Was being presented to the empress...
We never saw each other again.

Now I see: our freedom is only
Of light rushing in from beyond and far;
People and spirits wait at the entrance
To the zoo of planets and stars.

And now that sweet wind which I know and love
Brings to me, flying across the bridge,
The Horseman’s hand in the iron glove
And two raised hooves of his steed.

The spire of St. Isaac’s is cut into heaven
As a faithful stronghold of orthodox creed,
In there will be sung the thanksgiving service
For Masha’s recovery, and a dirge for me.

And yet, the heart is forever tragic,
It is hard to breathe, and it hurts to live...
Masha, I never did imagine
That one can love and grieve like this.

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Заблудившийся трамвай» на английский язык.

Заблудившийся трамвай

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?

Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.