«Юноша был тонок, строен, в элегантном университетском сюртуке с очень высоким, темносиним воротником (тогдашняя мода), и причесан на пробор тщательно. Но лицо его благообразием не отличалось: бесформенно-мягкий нос, толстоватые бледные губы и немного косящий взгляд (белые точеные руки я заметил не сразу).»
««Дразнили беднягу, который преглупо стоял, — пишет А. Белый, — «шел от чистого сердца к поэтам же». Затем появился Мережковский и, сунув руки в карманы, сказал с французским прононсом: «Вы, голубчик, не туда попали! Вам здесь не место». И тут же Гиппиус указала на дверь лорнеткой.»
«Я стал присматриваться к Гумилеву в гимназии. Но с опаской — ведь он был старше меня на 6 или 7 классов! Поэтому и не разглядел его, как следует… А если что и запомнил, так чисто внешнее. Помню, что был он всегда особенно чисто, даже франтовато, одет.»
«Место расстрела Н. С. Гумилёва может быть определено точнее, если будут доступны архивы ЧК, но неизвестно, фиксировались ли тогда места казней. Высказывалось предположение, что расстреляны были не все одновременно. Сообщение в газете было опубликовано 1 сентября…»
«Весной 1917 г. (после эвакуации на излечение) Гумилёв жил в Петрограде у своего старого друга — поэта и переводчика М. Л. Лозинского. Николай Степанович «искренне и наивно возмущался несобранностью, анархией в войсках, тупым мышлением.»
«Записи в Дневнике Кузмина, по всей видимости, сделаны задним числом, уже после возвращения в Петроград, чем объясняется неточность в дате «Вечера», записанного под 1 ноября, в то время как состоялся он 2 ноября 1920 года.»
«Обстоятельства второго из трех путешествий Н. С. Гумилёва в Абиссинию (отъезд из Петербурга 25 сентября 1910 — возвращение 25 марта 1911 г.) известны недостаточно — в сущности, информация сводится к двум абзацам в «Трудах и днях Н. С. Гумилёва», составленных П. Н. Лукницким, где говорится о контактах поэта с русским посланником Б. А. Чемерзиным, присутствии на одном из торжественных обедов при дворе абиссинского императора и т.д.»
«Рассказал я Борису Викторовичу и о том, что в 20-е годы стихи Гумилёва нередко звучали в Киеве с эстрады в исполнении Георгия Артаболевского, своим патетическим чтением «Заблудившегося трамвая» доводившего киевлянок до слез, проливавшихся и на панихидах по убитому создателю этого скорбного шедевра русской поэзии. И признался Томашевскому, что уже в студенческие годы творчество Гумилёва навсегда стало неотделимой частью моей духовной жизни и вошло в мою музыку.»
«25 августа 1921 года навсегда останется черным днем в истории русского Серебряного века. В этот день был убит один из самых замечательных поэтов начала ХХ столетия — романтик, конквистадор и путешественник, рыцарь русской Поэзии Николай Степанович Гумилёв.»
