«…Вячеслав любил шуточные поединки, стравляя меня с Гумилевым, являвшимся в час, ночевать (не поспел в свое Царское), в черном, изысканном фраке, с цилиндром, в перчатке; сидел, точно палка, с надменным, чуть-чуть ироническим, но добродушным лицом; и парировал видом наскоки Иванова.»
«…Вячеслав Иванов, вероятно, подозревал, что я — автор Черубины, так как говорил мне: «Я очень ценю стихи Черубины. Они талантливы. Но если это — мистификация, то это гениально». Он рассчитывал на то, что «ворона каркнет». Однако я не каркнул. А. Н. Толстой давно говорил мне: «Брось, Макс, это добром не кончится».»
«Настоящие записки представляют собой «малую историю». Когда подумаешь, сколько труда кладут исследователи, чтобы обнаружить новые материалы о жизни какого-нибудь третьестепенного поэта пушкинского времени, какие архивы приходится разворачивать, то поневоле решаешь, что самые незначительные факты из эпохи Серебряного Века нельзя отбросить, а нужно как-то сохранить для будущих поколений.»
«Стоял ясный весенний день. С сестрой Иоанной Матвеевной сидели мы вдвоем за послеобеденным чаем. Из своего кабинета вышел В. Я., и не один. Оказалось, у него был гость, которого он и привел с собой. В подобном появлении не было ничего необычайного. Часам к четырем-пяти то и дело заходили литераторы, редакторы, и к ним все уже давно привыкли. Но появившийся в этот день гость оказался необыкновенным. «Гумилев», — представился он сам как-то слишком самоуверенно. Все в нем изумляло.»
«Казалось бы, специалистами уже изучены, практически все архивные материалы и ожидать появления на свет новых фотографий поэта не приходится. Но оказывается, что при внимательном рассмотрении, немало «открытий чудных» могут принести домашние архивы соотечественников, владельцы которых, зачастую, не подозревают, что находящиеся в их распоряжении документы и фотографии имеют историческую ценность.»
«Мы не знаем достоверно подробностей расстрела в Бернгардовке. Но на низкой, топкой пустоши, неподалеку от той лесной поляны, каждый год в конце августа собираются люди. И стоит там простой железный крест, сваренный из двух труб, и лежат вокруг небольшие валуны: символические надгробия поэтов, убитых и замученных в России…»
«В первом «военном» выпуске я вынужден буду коснуться темы «личной жизни» поэта, хотя копаться в ней, строить всевозможные домыслы, совершать «открытия» в этой сфере — лично мне не особо интересно. Ведь на то она и «личная жизнь» — дело каждого человека, и судить об этом со стороны — занятие малопочтенное. Однако подавляющее большинство биографических «монографий» именно на этом и сосредоточено.»
«…Лет двадцать тому назад попросили меня сочинить предисловие к готовившейся тогда в крымском издательстве «Таврия» книге Черубины де Габриак (Е. И.Дмитриевой), куда составители — З. Давыдов и Вл. Купченко — включили все сочинения поэтессы, а также воспоминания современников и документы, словом, наиболее полный (на тот момент) свод текстов, связанных с этою, на мой взгляд, самой яркой мистификацией в истории русской литературы двадцатого века, да, пожалуй, и во всей ее истории, не только новейшей.»
«В жизни Николая Гумилева Африка занимала особое место. За свою жизнь он совершил четыре поездки в Северную и Восточную Африку, самой продолжительной из которых была поездка в Абиссинию в 1913 г.»
