«Как было сказано в предыдущем выпуске, начало ноября Лейб-Гвардии Уланский полк провел на отдыхе в Ковно, о чем Гумилёв успел написать Лозинскому, кратко рассказав о своем «боевом крещении».»
«О начале военной службы Николая Гумилёва, о ее первых двух месяцах было подробно рассказано в конце четвертых «Неакадемических комментариев». Однако, прежде чем перейти к дальнейшему описанию, постараемся ответить на один, невольно возникающий — «элементарный вопрос». С чего вдруг Николай Гумилёв решил пойти на войну?»
«Личные взаимоотношения и творческие контакты между Блоком и Гумилёвым имеют почти 15-летнюю историю, очень к тому же насыщенную весьма бурно подчас развивавшимися событиями.»
«На низком берегу Невы, возле самой волны, бесшумно целовавшей прибрежный песок, вдали от суеты едва-едва возрождавшегося Петербурга, сидели мы долгие вечерние часы и слушали Гумилёва, читавшего свои стихи.»
«В мальчике рано проснулась любовь к поэзии, он стал глубоко вдумываться в жизнь, его поразили слова в Евангелии: «вы боги»… и он решил самоусовершенствоваться. Живя в «Березках», он стал вести себя совершенно непонятно: пропадал по суткам, потом оказывалось, что он вырыл себе пещеру на берегу реки и проводил там время в посте и раздумье. Он пробовал даже совершать чудеса!..»
«3 апреля, как засвидетельствовано в хранившейся при Кронштадтской Морской Военной Госпитальной Александро-Невской церкви метрической книге, «у Старшего Экипажного врача 6-го флотского экипажа коллежского советника Стефана Яковлевича Гумилёва и законной его жены Анны Ивановой, обоих Православного исповедания, родился сын Николай.»
«Мне в эти дни вспоминается арест и последовавший за тем расстрел Н. С. Гумилёва. Было это в августе 1921 года, — как давно! Будто солдатам на войне, месяцы нам теперь насчитываются за годы. Но то, чтобы события стирались или тускнели в памяти. Нет, как в бинокль с обратной стороны — все совершенно ясно и отчетливо, но удалено на огромное расстояние.»
««Вот наступит лето, возьму в руки палку, мешок за плечи, и уйду за границу: как-нибудь проберусь», — говорил Николай Степанович Гумилёв, когда мы весной этого года, перед моим отъездом из Петрограда, прощались.»
«Невыразимою грустью на меня повеяло от небольшой, изящно изданной книжки Гумилева — «К синей звезде». Точно из далекой, неведомо где затерянной могилы убитого поэта меня позвал его едва-едва различимый голос.»
«…Особенно интересно было видеть его в разговоре с Гумилёвым. Они явно недолюбливали друг друга, но ничем не высказывали своей неприязни: более того, каждый их разговор представлялся тонким поединком взаимной вежливости и любезности.»
