Если хочешь, мы выйдем для общей молитвы
На хрустящий песок золотых островов...
Н. Гумилёв
И к жизни жизнь, через моря,
Послала весть,
Отважным людям говоря,
Что остров есть.
К. Бальмонт
Журнал "Остров" был для 23-летнего Гумилёва уже не первым опытом издательской деятельности.1 Внутренняя потребность "печататься" (жажда самовыражения), неуверенность в выборе литературной ориентации, сознательное ученичество, постепенно переходящее в нарастающее стремление к учительству, наконец, огромный потенциал организатора и вдохновителя — все это заставляло Гумилёва искать если не единомышленников, то соратников в организации независимого журнала для "литургического" (по слову первого эпиграфа) взаимообогащения всех участников. Сказалось здесь и отмечавшееся уже влияние идей И. Ф. Анненского ("коллективное мыслестрадание"), Вяч. И. Иванова (мистическая "соборность" искусства), А. Н. Бенуа ("братство служителей муз")2 и т. п. В 1909 г., уже находившийся под воздействием поэтики "вещного" мира, но еще окончательно не "преодолевший" постромантического символизма, Гумилёв стал инициатором первого в истории русской журналистики, "посвященного исключительно стихам современных поэтов" издания, лишенного какой-либо "идеологической" окраски. Лишь два номера этого журнала увидели свет, тем не менее недолговечный и нежизнеспособный "Остров", блеснув, остался в культурной памяти ярким эпизодом литературной жизни начала века. И остался благодаря далеко не "внешним" особенностям и факторам, как реклама или тираж, например. "Первый номер <"Острова"> разошелся в количестве тридцати экземпляров",3 второй же и вовсе приобрел репутацию "эфемерного <...>, "призрачного" издания <...> легенды",4 хотя и "сохранилось несколько экземпляров этого номера в частных собраниях",5 например под № 7655 в библиотеке И. Н. Розанова, с 1965 г. хранящийся в Музее А. С. Пушкина на Кропоткинской улице в Москве.
Наименование журнала (правда, лишь отчасти) объясняет "характерная"6 аберрация одного из "участников"7 "Острова" — П. П. Потемкина:8 стихи Г. Иванова «могут стать украшением самого изысканного литературного журнала, вроде "Острова поэтов"».9 "Разъяснение" семантики названия "Острова" содержится и в воспоминаниях другого его "участника" — А. Н. Толстого (Париж. Лето 1908): «В <...> кафе под каштанами мы <с Гумилёвым> познакомились, и часто сходились и разговаривали, — о стихах, о будущей нашей славе, о путешествиях в тропические страны, об обезьянах, о том, как мы поедем разыскивать остатки Атлантиды на островах, близ южного полюса, о том, как было бы хорошо купить парусную яхту и плавать на ней под черным флагом <...> Он был мужественен и упрям. В нем был постоянный налет печали и важности. Он был мечтателен и отважен, — капитан призрачного корабля с облачными парусами. <...> В следующем году мы снова встретились с <Гумилёвым> в Петербурге и задумали издавать стихотворный журнал. Разумеется, он был назван "Остров"».10 Третий вариант "интерпретации" названия — "Остров искусства" — наименование Вечера петербургских поэтов Гумилёва, Толстого, Потемкина и Кузмина в Киеве 29 ноября 1909 г. (см. ниже). Помимо значений "остров поэтов", остров "атлантов" или "пиратов", остров искусства", в журнальной номинации, как и в названиях большинства модернистских изданий, вероятно, присутствует и мифологический оттенок. ОСТРОВ — мифопоэтическая парадигма, не знающая ни исторических, ни географических границ. Здесь огромный архипелаг "блаженных островов" — от шумеро-вавилонских, греческих, японских, ирландских и т. д., вплоть до острова "новый истины" Ницше.11 И, в частности (или в основном), через Ницше, органично присутствовавшего тогда в сознании Гумилёва и, правда, с обратным знаком, в сознании Толстого, вся многоплановая система образов и идей, связанных с эмблематикой ОСТРОВА, могла проникнуть в наименование журнала, второму номеру которого была уготована судьба почти острова Китеж (во всех его разновидностях). Здесь же острова Делос (место рождения Аполлона), Лесбос (лирической поэзии) и т. д. Указание, если оно и возможно, на преемственность журналов ("Остров" — «своего рода предшественник "Гиперборея"»12) легко трансплантируется в область номинативную — ведь "блаженный гиперборейский край" у Пиндара (Пиф. 10, 29), у Гекатея из Абдеры (в пересказе Диод. 2, 47) и др. — ОСТРОВ.13 И гипербореи "своего рода" островитяне с их "островитянски" ("термин"М. И. Цветаевой) неприступными пирами (в том числе и "Островитяне" литературной группы, вышедшей из послегумилёвского "Цеха поэтов" — К. Вагинов, Н. Тихонов и др.).14 Здесь и ОСТРОВ моего первого эпиграфа из стихотворения 1909 г., обращенного к Ахматовой, и посвященная впоследствии Гумилёву поэма Ахматовой "У самого моря",15 т.е. почти "у края земли", и т.д.
Предыстория возникновения "Острова" — знакомство Гумилёва и Толстого — известна не столько из вышеназванного рассказа,16 сколько из писем последних. О знакомстве с Толстым Гумилёв сообщает 7 марта 1908 г. В. Я. Брюсову (в неоднократно опубликованном письме): "Не так давно я познакомился с новым поэтом, мистиком и народником Алексеем Н. Толстым <...> Кажется, это типичный "петербургский" поэт из тех, которыми столько занимается Андрей Белый <...> Из трех наших встреч я вынес только чувство стыда перед Андреем Белым, которого я иногда упрекал (мысленно) в несдержанности его критики. Теперь я понял, что нет таких насмешек, которых нельзя было бы применить к рыцарям "Патентованной калоши".17 Почти одновременно — 12 марта — Толстой (в неопубликованном письме) извещает К. И. Чуковского о знакомстве с Гумилёвым: "...я пользуюсь случаем обратить Ваше внимание на нового поэта Гумилёва. Пишет он только в "Весах", потому что живет всегда в Париже; очень много работает и ему важна вначале правильная критика".18
Замысел журнала — импровизация Гумилёва и Толстого — относится к концу января 1909. (В марте к изданию в качестве "соучастников" были привлечены Потемкин и Кузмин,19 причем последний не более чем "почета ради").
Для Толстого (как и для Гумилёва) издание "Острова" было уже не первой попыткой подобного рода. В конце 1908 г. Толстой вместе с В. Семичевым, своим приятелем по Технологическому институту, задумал издание, о котором писал А. А. Вострому: "Сейчас я редактирую еженедельный литературный журнал".20 Эту первую неудавшуюся попытку Толстой, очевидно, пытался восполнить изданием "Острова", сыграв активную роль в совместном с Гумилёвым начинании. 9 февраля Гумилёв писал A. M. Ремизову: "Кажется, Толстой собирается серьезно приняться за наш альманах; если да, я перешлю ему рукопись Кузмина, которая сейчас у меня".21 Петербургский адрес Толстого (Глазовская ул., 15—18) напечатан на первом номере "Острова" как адрес редакции журнала. Позже Гумилёв напишет Ф. М. Самоненко:22 "С петербургским адресом вышло много недоразумений, настоящим адресом редакции <"Острова"> надо считать царскосельский <...>".23 Уже на экземплярах первого номера появилась конъектурная наклейка, сообщавшая: "РЕДАКЦИЯ: Царское Село, Бульварная ул., дом Георгиевского, H. С. Гумилёв <...>". Это, однако, не помешало Толстому назвать себя "первым островитянином".24
Согласно хронографу Ахматовой (фиксирующему и издание двух номеров "Острова"), конец 1908 г. — "начало литературных знакомств и связей" Гумилёва.25 30 ноября Гумилёв пишет о своих успехах Брюсову: «Я окончательно пошел в ход: приглашен в три альманаха: "Акрополь" С. Маковского <...>, в "Семнадцать" — альманах "Кошкодавов" и в альманах Городецкого "Кружок молодых"».26 В вымышленной истории кошкодавов",27 упомянутых в этом письме, были замешаны и "участник" "Острова" Потемкин,28 и "редактор-издатель" журнала А. И. Котылев.29 Известно подписанное Котылевым письмо Андрею Белому с приглашением его сотрудничать в "Острове": "С марта месяца в Петербурге будет выходить ежемесячник "Остров", посвященный исключительно стихам. Comite de patronage журнала, извещая об этом Вас, просит разрешения поместить Вас в число сотрудников. Изъявили согласие: Н. Гумилёв, М. Кузмин, П. Потемкин, гр. Алекс. Толстой, М. Волошин, И. Анненский, Ф. Сологуб, А. Блок, Н. Бучинская, В. Пяст, В. Иванов, В. Брюсов".30
В марте издание не состоялось, но уже 14 апреля в Санкт-Петербургском Комитете по делам печати Главного управления по делам печати МВД было заведено Дело № 330 к 286 «Об издании журнала п<од> н<азванием> "Остров"». В тот же день Котылеву было выдано Свидетельство № 2075:
"Выдано от С. -Петербургского Градоначальника, на основании ст. 4 Отд. VII, Высочайше утвержденных 24 ноября 1905 г. Правил о повременных изданиях на выпуск в свет в г. С.-Петербурге журнала "Остров" по следующей программе:
1. стихи чистой поэзии
и 2. объявления.
Срок выхода в свет: 1 раз в месяц. Подписная цена: 2 рубля в год. Издатель Александр Иванович Котылев. Местожительство: Лиговская ул., № 44, кв. 5. Ответственный редактор: он же. Издание будет печататься в типографии Мансфельда, Морская ул., № 9.
СПб. Апреля 14 дня 1909
за градоначальника помощник его <подпись>
старший инспектор типографий <подпись>".31
Свидетельство, выданное на имя Котылева, явилось, очевидно, причиной сохранения его имени как редактора-издателя и во втором номере журнала, несмотря на их ссору с Гумилёвым в мае 1909 г. и устранение Котылева от "дел" "Острова". О ссоре известно из письма Потемкина В. ф. Нувелю (конец мая 1909 г. — по датировке Р. Д. Тименчика): "Котылев с жаром, как он всегда это делает, взялся за Остров. И чувствуя вначале почтение и трепет к Гумилёву, напутал, как Вы уже знаете. Но, напутав из-за желания Гумилёва как можно скорее выпустить номер, он действовал все время совершенно себе в ущерб <...>. Теперь, когда номер был готов, но лежал в типографии невыкупленный, никто денег ему на выкуп не давал. <...> однажды к нему является Гумилёв и оставляет предерзкое письмо, в котором упрекает его в ничегонеделаньи. "Вы должны были, — писал он, — найти издателя, продать ему номер, взяв из типографии несколько штук, меня мои товарищи уполномочили поставить Вам на вид (никто его не уполномочил), что Вы — заведующий хозяйственной частью, это так дальше идти не может", — и, одним словом, третировал его как мальчишку на посылках. Конечно, Котылев, на другой день увидав Гумилёва, выругал его, передал ему разрешение и сказал, что отказывается от дел Острова, потребовав свои деньги. <...> Гумилёв заявил, что он будет вести дело один".32
В письме Кузмину, датируемом тем же числом, что и приведенная ранее дедикация Толстого К. А. Сомову, говоря о выходе первого номера "Острова", Гумилёв сообщал: "У нас есть теперь издатель Н. С. Кругликов.33 Так что журнал наверное пойдет. Не откажите прислать еще стихов для следующих номеров. Мы очень ценим, что Вы у нас участник", а не просто сотрудник. Журналом заинтересовался Вячеслав Иванович <Иванов> и он много помогает нам своими советами".34
О разделении поэтов "Острова" на "участников" и "сотрудников" сообщалось и в анонсе (Речь. 1909. 24 апреля (7 мая). № ПО. С. 5): "Возникает новый ежемесячник Остров", специально посвященный поэзии. Во главе журнала стоят Н. Гумилёв, К. Бальмонт,35 М. Кузмин, П. Потемкин, Ал. Толстой; сотрудничество обещали также И. Анненский, А. Белый, А. Блок, М. Волошин, В. Пяст, С. Соловьев и Н. Тэффи".36 На рекламном листе первого номера журнала имя Бальмонта было перенесено в число "сотрудников", в их же составе назывались Вяч. Иванов, А. Кондратьев, И. Рукавишников, В. Ходасевич и др. В "интерполяции" (о ней выше), извещавшей о изменении адреса редакции, объявлялось также, "что в состав <...> сотрудников вошли следующие лица: С. Городецкий37 и Е. Дмитриева". Из них в первом номере были напечатаны стихи Волошина, Гумилёва, Вяч. Иванова, Кузмина, Потемкина и Толстого.
Но ни интерес к "Острову" многих литераторов, ни увлечение их идеей журнала и желание сотрудничать (что видно, например, из переписки А. М. Ремизова и В. Ф. Ходасевича38) не могли сами по себе гарантировать стабильность издания.
Уже накануне выхода первого номера "Острова" С. А. Ауслендер предсказывал в письме к Кузмину недолговечность журнала: "Аполлон открыл редакцию и контору и дал мне денег, т<ак> ч<то> это не одно мифотворчество. На днях же будет и торжественное собрание сотрудников. Остров кажется кончился".39 Через несколько дней — 14 мая — Ауслендер напишет об "Острове" уже не в прошедшем времени: "Милый Кузмин, спасибо за письмо. Вчера был у Гумилёва. При мне пришло твое письмо. Гумилёв очень искренно тебя любит и ценит. Ждут твоих стихов для № 2 <"Острова">. Я почти целыми днями работаю. Теперь приглашен в "Речь". В этот понедельник будет моя первая статья, где есть много и о тебе. <...>".40 О приглашении Ауслендера в "Речь" известно из его воспоминаний: «когда Гумилёва пригласили в газету "Речь", он протащил за собой всех нас <...> Стояла весна ожиданий и надежд <...>. Тогда же вышел первый номер журнала "Остров". Я написал рецензию на него в "Речи"».41 в упомянутой рецензии Ауслендер, вслед за Ремизовым, обратил внимание на "стремление учиться" как на одну из категорий "Острова": "<...> Может быть, он <"Остров"> не заинтересует большую публику, но занимающихся поэзии и любящих ее не может не трогать единодушное стремление учиться и делиться своими достижениями с еще недостигшими, соединяющее разных, быть может, по существу поэтов, имена которых стоят на обложке "Острова" <...>. В общем, прочитав без скуки и раздражения "Остров", можно сказать: "Право не очень плохо пишут стихи и в наше время". Обложка для журнала сделана Л. Бакстом42 <...>".43
Одновременно с отзывом Ауслендера появилась рецензия С. М. Соловьева на первый номер "Острова", напечатанная в умирающих "Весах".44
Второй номер "Острова", вышедший в конце августа, рецензировали сами его "участники".45 Гумилёв в короткой заметке писал о стихах Анненского; Кузмин в более пространном отзыве коснулся всех, кроме Анненского. Рецензии, напечатанные в декабрьском номере "Аполлона", опередила пародия на "Остров" в газете "Царскосельское дело", постоянно в 1908—1910 гг. нападавшей на Гумилёва. В записях П. Н. Лукницкого описывается этот эпизод и раскрывается псевдоним авторов пародии: "В мае <так!> месяце был напечатан, но не выкуплен из типографии "Остров" № 2. Подписчикам деньги были возвращены. А неудавшееся "дело" не прошло бесследно для читателей. 2 октября в газете "Царскосельское дело" № 40 появилась пародийная пьеса в стихах "Остов <, или Академия на Глазовской улице>", написанная не менее веселыми "деловыми" людьми. За подписью Д. В. О-е скрывались старые друзья-"враги" царскоселы Д. И. и И. Н. Коковцевы 46".47
Четырех действующих лиц "Острова" (на короткое время и в последний раз) объединил «"Остров искусства" — Вечер современной поэзии сотрудников журналов "Аполлон", "Остров" и др. Михаила Кузмина, графа А. Н. Толстого, П. Потемкина и Н. Гумилёва».48 Вечер происходил в Киеве 29 ноября 1909 г., когда едва ли кто-нибудь из них думал о продолжении издания журнала "Остров".
Второй номер журнала републикуется по экземпляру из собрания М. В. Латманизова.49 При републикации пунктуационные особенности сохраняются, орфография приведена к современным нормам только в тех случаях, когда это не влияет на фонетику стиха. Пагинация журнала дается в ломаных скобках.
От души благодарю М. Д. Эльзона и свою коллегу, не пожелавшую быть названной в этой работе, за помощь мне.
И. Ф. Анненский
"ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ"1
То было на Валлен-коски.
Шел дождик из дымных туч,
И желтыя мокрыя доски
Сбегали с печальных круч.
Мы с ночи холодной зевали,
И слезы просились из глаз;
В утеху нам куклу бросали —
В то утро — в четвертый раз.
Разбухшая кукла ныряла
Послушно в седой каскад
И долго кружилась сначала:
Все будто рвалась назад.
Но даром лизала пена
Суставы прижатых рук, —
Спасенье ея неизменно
Для новых и новых мук.
Гляди: уж поток бурливый
Желтеет, покорен и вял;
Чухонец-то был справедливый —
За дело полтину взял.
И вот уж кукла на камне,
И дальше идет река...
Комедия эта была мне
В то серое утро тяжка.
Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.
Как листья тогда мы чутки
Нам камень седой, ожив,
Стал другом, а голос друга
Как детская скрипка фальшив.
И в сердце сознанье глубоко,
Что с ним родился только страх,
Что в мире оно одиноко,
Как старая кукла в волнах...
ШАРИКИ
ТРИЛИСТНИК БАЛАГАННЫЙ2
I. Серебряный полдень
Серебряным блеском туман
К полудню еще не развеян,
К полудню от солнечных ран
Стал даже желтее туман,
Стал даже желтей и мертвей он.
А полдень горит так суров,
Что мне в этот час неприятны
Лиловых и алых шаров,
Меж клочьями мертвых паров,
В глаза замелькавшия пятна!..
И чтó ей тут надо скакать
Безумной и радостной своре,
Все солнце ловить и искать?
И солнцу с чего ж их ласкать,
Воздушных на мертвом просторе!
Подумать — вся помпа бюро,
Огней и парчи серебро —
Должны потускнеть в фимиаме:
Пришли Арлекин и Пьерó,
О, белая помпа бюрó!
И стали у гроба с свечами.
II. Шарики детские
Шарики, шарики!
Шарики детские!
Деньги отецкия!
Покупайте, сударики, шарики!
Эй, лисья шуба, коли есть лишни,
Не пожалей пятишны;
Запущу под самое небо —
Два часа потом глазей, да в оба!
Хорошо ведь, говорят, на воле.
Чирикнуть, ваше степенство, что ли?
Прикажите для общаго восторгу!
Три семьдесят пять — без торгу!
Ужели же менее
За освободительное движение?
Что? Пасуешь?..
Эй, тетка! который торгуешь?
Мал?
Извините... какого поймал...
Бывает —
Другой и выростает,
А наш Тит
Так себя понимает,
Что брюха не ростит,
А все по верхам глядит
От больших от дум!
Ты который торгуешь? Да не мни, — не кум:
Наблудишь — не надуешь...
Шарики детски,
Красны, лиловы,
Очень дешевы!
Шарики детски!..
Эй, воротник, говоришь по-немецки?
Так бери десять штук по пáрам,
Остальные даром...
Жалко, ты по-немецки слабенек,
А не то — уговор лучше денег!
Пожаллте, старичок:
Как вы чок в чок
Вот этот — пузатенький,
Желтоватенький
И на сердце с Катенькой...
Цена не цена
Всего пятак,
Да разве еще четвертак.
А прибавишь гривенник для барства,
Бери с гербом государства!
Шарики детски, шарики!
Вам, сударики, шарики,
А нам бы, сударики, на шкалики!..
III. Умирание
Слава Богу, снова тень!
Для чего-то спозаранья
Надо мною целый день
Длится это умиранье,
Целый сумеречный день!
Между старых желтых стен,
Доживая горький плен,
Содрогается опалый
Шар на нитке — темной-алый,
Между старых желтых стен!
И бессильный, точно тень,
В этот сумеречный день,
Все еще он тянет нитку,
И никак не кончит пытку
В этот сумеречный день...
Хоть бы ночь, скорее, ночь!
Самому бы изнемочь,
Да забыться примиренным
И уйти бы одуренным
В одуряющую ночь!
Только б тот над головой,
Темно-алый, чуть живой,
Подождал пока над ложем
Быть таким со мною схожим...
Этот темный, чуть живой,
Там над самой головой!..
И. Анненский
Александр Блок
* * *
Покойник спать ложится3
На белую постель.
В окне легко кружится
Спокойная метель.
Пуховым ветром мчится
На снежную постель.
Снежинок легкий пух
Куда летит, куда?
Сгорел костер, прошли года,
Прости, бессмертный дух!
Тревожный взор! Тревожный слух!
Настало — никогда...
В снега! Туда! Туда!
И отдых, милый отдых
Легко прильнул ко мне.
И воздух, вольный воздух
Вздохнул на простыне.
Прости, крылатый дух!
Лети, бессмертный пух!
Александр Блок
Андрей Белый
РОДИНА4
Наскучили старые годы,
Измучили: сердце — довольно!..
(Ты, вещее сердце, скажи им:
"Исчезните, старые годы"...
И старые годы исчезнут).
Как тучи, невзгоды проплыли;
Над чащей и чище, и слаще
Тяжелый, сверкающий воздух;
В зеленыя, сладкия чащи
Несутся зеленыя воды;
И песня знакомого гнома
Несется вечерним приветом:
"Вернулись ко мне мои дети
Под розовый куст розмарина"...
Ты, злая година, — рассейся!
В уста эти — влейся, о нектар —
Тяжелый сверкающий воздух
Из пьяного, сладкого кубка!..
Вернулись из долгих скитаний,
Проснулись — о, родина, здравствуй!
ЗМЕЯ5
О, что за зори? Бархат красный это,
Иль старое бордосское вино?..
Но разорваться сердцу без ответа
На встречу зорям, сердцу — суждено...
Лежу в траве здесь на лугу душистом;
Тяжелое, червонное кольцо
Змеи червонной с шелестом и свистом
Из легких трав разорвалось в лицо.
Приподнялась — и вдруг прыжком сердитым
Ко мне на грудь, впиваясь жалом в грудь...
Обвейся, жаль / восторгом ядовитым
Отравлен я / — мне ожерельем будь!
Ты золотое, злое ожерель<е> —
Ты жги меня: сожги огнем зари!..
О странное, вечернее веселье!
Безумием, о кровь моя, — гори!
Андрей Белый
Любовь Столица
В ПРОСТОР6
Напущался он на бабу Горынинку"
Из былины.
Солнце — румяный поденщик богатого лета —
Кончило ревностный труд свой на пожне пространных небес:
Убрано жито дневного колючего света
В темныя гумна далеких, маститых, кудрявых древес.
Шумно спешат батраки на радушныя мызы,
Кто на волах, волочащих с пшеницею воз золотой,
Кто же пешком из долины душистой и сизой,
Лыковый пестер неся на заплечье с травою густой.
Хлопотно, весело в хлевах, жилье и на риге,
Люди, животныя, равно устало, гульливы, жадны,
Тащат в ушатах удои, в кошницах — ржаные ковриги,
Звонко бросают серпы, и цепы, и мотыги:
Ждут их смиренныя ласки и темные, сладкие сны.
Буйно умчусь я отсель...
Пирныя ясли, столы обойду круговратной тропой,
В дальний опасный ковыль из приюта веселий,
Я с похвальбою девической, ринусь горячей стопой.
Сзади — теней веретена прядутся на прясла —
Вьют на дубравное царство хмельную, глухую дрему,
А впереди — лугоморье еще не погасло!
Огненноперая осень ширяет! Ее обойму!
Руки мои простираются с шалой тоскою,
Ширятся алчно зрачки, улыбаются дерзко уста...
Стоя в челне, я плыву... Я — за славной рекою...
Вот — вожделенный мой брег! Вот —
простор! Подымайся, мечта!
С этой растильчивой и голубой луговины
Любо тебе, о пернатая, кругом крутым запарить,
Кинуть земле из-за облак привет соловьиный,
В крае таинственных россов, обнявшись с ветрами, царить.
Хищное око твое все глядит — не упьется:
Пашен излучины, мельницы, вязы старинные, ширь...
Пламенный вечер в поднебесье с сумраком бьется.
Око, мечта моя, ширь!
Ах! Бытия тебе мало, — себя же всего много...
Жаждешь похитить ты весь и отдать самое себя в дар.
Тягостно-спелая жизнь! Высоко над дорогой
Виснешь ты, плод недоступный! Стрясет ли тебя чей удар?
Я — исполинская дева. Неволи врагиня.
Медным шеломом волос потрясает моя голова,
Очи грозят булавой своей хладной и синей,
Темным, коварным рукам не чужда ворожбы тетива.
Целостный дух свой хочу, наконец, разметать я!
Вас созываю, мужи, на прямой поединок с собой!
Ширь — наше поприще. Смерть лишь разнимет объятья.
И победителю только владеть своевластной судьбой.
Ведаю древним чутьем я, что ненависть — сила,
Ненависть — девья любовь, к обоюдной усладе тропа,
И, богатырка, противлюсь тому, что взманило,
В битве ужасна, в оружье загадочна, к страху слепа.
Так я служу вековому и правому Счастью!
Ибо, что воинам слаще, чем девственниц вызов принять?
С равномогучими биться отточенной страстью
И, одолев, пировать?
Руки мои, вы схватились за серп рукоятки,
Зубы мои, вы сцепились, да сгинет о милости стон!
Перси мои, как вы жаждете яростной схватки!
Бранное ж поле пустынно... Лишь мирный лазоревый лен...
Где ж ты, Попович узывчивый, мудрый Добрыня,
Доблестный Муромец — скифских урочищ былые цари?
Спит под курганами дух ваш — былины святыня,
Перевелись в стране заповеданной богатыри...
Ты же, моя старобытная мощь, ненужна мне:
Тлеют в земле целомудрие жен и отвага мужей...
Я одиноко, как древняя баба из камня,
Гордо и твердо стою на распутий дольних межей.
Вдруг рассекает мне сердце пылающий холод,
Вражий набег повергает меня в черноземную тень.
Ветер — могутный, неистовый, сказочный волот
Вскинул кистень.
Единоборство с тобой принимаю, о витязь!
Рослый, дородный, в серебряных латах — достойный ты враг.
Недра земныя, гудите! Горбины и рвы, расступитесь! —
С девой, славянкой, сражается ветер — стихийный варяг.
Днем подвизался в неслыханной битве он, славный,
С чудищем злобным ветрянки — и пал побежден, шестирог.
В сумрак напал на меня, неотступно-неявный —
Пасть от него — это ворон меня настигающий — рок!
Грудями стиснулись мы, врукопашную взялись:
О, что за мышцы железныя, неуязвимая плоть.
Мне о пощаде моления только остались...
Но не смирюсь. Хоть бы в алое сердце стал ворог колоть!
Ветр ненавистный, о ветр мой, о ветр мой любимый,
Поднял ты, ястреб, меня! Умыкаешь невесту с собой...
Чудно твоей полонянке немой недвижимой,
Гневны уста непорочные, радостен взор голубой.
Сзади — дубравное царство, дремота и девство...
А впереди — на воздушных становьях заката костер,
Суженый — князь поднебесья, ночной златозвездный шатер,
И богатырство — стихия! И ширь — королевство!
С ветром — в простор!
Стрелица
28 августа—2 сентября 1908 г.
Н. Гумилёв
ПОПУГАЙ7
Я попугай с Антильских островов,
Но я живу в квадратной келье мага,
Вокруг реторты, глобусы, бумага
И кашель старика, и бой часов.
Пусть в час заклятий в вихре голосов
И в блеске глаз стремительных, как шпага,
Ерошат перья ужас и отвага
И я сражаюсь с призраками сов.
Пусть, но едва под этот свод унылый
Войдет гадать о картах иль о милой
Распутник в раззолоченном плаще,
Мне грезится корабль в тиши залива,
Я вспоминаю солнце, и вотще
Стремлюсь забыть, что тайна некрасива.
Сергей Соловьев
MAGNIFICAT8
О ты, пурпурногроздная лоза
Эдема! Над тобой склонились ветки
Сионских пальм. Опущены глаза,
И волосы — в воздушной, легкой сетке.
Вокруг тебя — бесплотных духов хор,
Святых стихир благоухают строфы...
Но грустен темно-изумрудный взор,
Как бы прозрев страдания Голгофы.
Премудрости и муки бремена
Тебя гнетут. Внимая прославленью
Архангелов, ты чертишь письмена
На белом свитке златом и горленью.
Вдали горят пурпурныя ладьи
Вечерних туч... Молчание святое.
Ты улыбнулась, чистая! твои
Персты перо сжимают золотое.
ОТРОК СО СВИРЕЛЬЮ9
В моих глазах — ни ночи, ни лазури,
Но золотой, задумчивый апрель...
Невинный отрок, в грубой козьей шкуре,
Я полюбил печальную свирель.
Родной реки веселая наяда
Меня ласкает и вкушать дает,
В глухой тени плюща и винограда,
Пурпурный грозд и золотистый мед.
Противен мне тяжелый запах крови,
Не сладко мясо и овечий тук.
Дитя, грустя, блуждаю по дуброве,
Забыв колчан и мой звенящий лук.
Мне говорят, что, в жилах кровь волнуя,
Любовь приходит. Но моя мечта —
Всегда тиха: не ищут поцелуя
Лишь песнями цветущия уста.
О Эрос, милый бог! нет, мне не нужно
Твоих весенних, ароматных уз:
Моей ланиты, девственно-жемчужной,
Так радостны лобзанья легких муз.
Им я несу фиалки, розы, смолы
На жертвенник, под многолетний дуб.
И, тронув ствол, узывно полнит долы
Звенящий вздох зарозовевших губ.
Елиз. Дмитриева
СОНЕТ10
Сияли облака оттенка роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча,
На влажный шелк травы, склонившись у
ключа,
Всю нить своей мечты до боли истончая,
Читала я одна, часов не замечая...
А солнце пламенем последнего луча,
Огнисто-яркий сноп рубинов расточа,
Спускалось заревом осенний день венчая.
И пела тонкия и нежныя слова
Мне снова каждая поблекшая страница
В тумане вечера, воссоздавая лица
Тех, чьих веков уж нет, но чья
любовь жива,
И для меня одной звучали в старом
парке
Сонеты строгие Ронсара и Петрарки.
Бенедикт Лифшиц <так!>
НОЧЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ ПАНА11
О, ночь священного бесплодия,
Ты мне мерещишься вдали!
Я узнаю тебя, мелодия,
Иссякшей, радостной земли!
За призрак прошлаго не ратуя,
Кумир — низверженный — лежит.
В ночную высь уходит статуя
Твоих побед, гермафродит.
Обломком мертвеннаго олова
Плывет над городом луна
И песня лирика двуполаго
Одной лишь ей посвящена.
Влюбленные следят на взмории
Преображенный изумруд,
А старики в лаборатории
Кончают свой привычный труд:
Шипят под тиглями корбункулы,
Над каждым пар, как алый столб —
И вылупляются гомункулы
Из охлаждающихся колб.
В. Эльснер
ЖАЛОБА ПРОЗЕРПИНЫ12
Я пленницей томлюсь в подземном, мрачном
царстве,
Где повелителем невидимый Плутон.
О, ведала ли я, что боги мне, в коварстве,
Готовят жребий с ним делить очаг и
трон.
За мною следует теней послушных свита,
Сухими листьями их голоса звучат,
Тяжелым оловом повсюду тишь разлита.
Не делят времени ни утро, ни закат.
Здесь ярких нет цветов, растут лишь
асфодели
И мака стелятся печальныя поля.
Под ветром никогда в Эребе не шумели
Густые, темные, как тучи, тополя.
С далекой родины лишь смерть приносит
вести,
Бросая к сонму жертв еще один
трофей.
Когда-то Одиссей сошел с Гермесом
вместе.
И Эвридики тень скорбя искал Орфей.
Родные, близкие вы все за гранью Леты.
Устала грудь рыдать, в очах не стало
слез...
Путь избавления похоронен во мгле ты,
Где Цербер бодрствует, Аидов
грозный пес.
Гр. Алексей Н. Толстой
СОЛНЕЧНЫЕ ПЕСНИ
Весенний дождь13
Дождик сквозь солнце, крупный и теплый,
Шумит по траве,
По синей реке,
И круги да пузырики бегут по ней;
Лег камыш,
Пушистые торчат початки,
В них накрепко стрекозы вцепились,
Паучки спрятались, поджали лапки,
А дождик поливает:
Дождик, дождик пуще
По зеленой пуще;
Чирики, чигирики,
По реке пузырики;
Побежал низенько,
Омочил мокренько;
Аи, ладога, ладога,
Золотая радуга.
Рада белая береза:
Обсыпалася почками,
Обвесилась листочками;
Гроза гремит, жених идет,
По солнцу дождь — весенний мед,
Чтоб, белую да хмельную,
Укрыть меня в постель свою,
Хрустальную,
Венчальную...
Иди, жених, замрела я,
Твоя невеста белая...
Обнял, осыпал дождик березу,
Прошумел по листам,
Непутевый,
Золотой мост через реку кинул. <1; 2-я паг.>
И помчался к синему бору...
По траве мокрой парень да девушка
босиком бегут,
Уговаривает парень:
Ты не бойся, идем,
Хоровод за селом
Созовем, заведем,
И, под песельный глас,
Обведут десять раз
Обручившихся нас;
Этой ночью красу —
Золотую косу
Расплету я в лесу.
Сорвала девушка мокрый лопух,
Прикрылась:
Мое личико
Маком кроется.
А парень, приплясывает:
На меня погляди,
Удалее найди;
Говорят обо мне,
Что девицы во сне
Видят около
Ясна сокола.
А в белой рубахе дед перевозчик давно
поджидает,
Поглядывает на горку...
Сбежали парень да девушка,
Отпихнул дед перевоз,
Жалко внучки, стал реке выговаривать:
Ты, река, Бугай, вено девичье,
Что даю тебе, мимо едучи:
Отдаю людям дочку милую, —
Охрани ее водной силою
От притыки, от глаза двуглазаго,
От двузубаго, лешаго, банника,
От гуменника, черного странника,
От шишиги и нежитя разнаго.
И спустил в реку узелок с хлебом-солью.
Девушка к воде перегнулась,
Когда не смотрят — совсем ей не стыдно,
Обмокнула пальцы,
Тронула виски, грудь и живот:
Я тебе, река, кольцо скую —
Научи меня молоденькую,
Как мне с мужем речь держать,
Ночью в губы целовать.
Петь над люлькой песни женския,
Домовыя, деревенския,
Научи, сестра река,
Будет счастье ли, тоска?
А в село девушкам
Сорока-ворона на хвосте принесла,
Все доложила:
Бегите к реке скорее!
Набежали девушки к речке,
Закружились хороводом на крутом берегу,
В круг вышла молодуха,
Подбоченилась,
Грудь белая, брови тонкия,
Звякнула монистами:
Как по лугу, лугу майскому
Заплетались хороводами,
Хороводами купальскими,
Над русалочьими водами,
Звезды кружатся далекие,
Посреди их месяц соколом,
И за солнцем тучки легкия
Ходят кругом, ходят около.
Вылезайте, майки-душеньки,
Из воды на волю волюшку,
Будем, белыя подруженьки,
Хороводиться по полюшку.
В воде глаза темные,
Косы зеленыя;
Зашелестело над рекою:
Нам бы вылезти охота,
Да боимся солнца;
Опостылела работа,
Колет веретенце.
На закате под ветлою
Будем веселиться,
Вас потешим ворожбою,
Красныя девицы.
Обнял девушку парень — бесстыжие глаза,
Кричит с перевоза:
Хороните, девки, день,
Закликайте ночку —
Подобрался ключ — кремень
К алому замочку.
Кто замочек отомкнет
Лаской или силой,
Соберет сотовый мед
Батюшки Ярилы.
Ухватили девушки парня да невесту,
Побежали по лугу майскому,
Окружили, запели:
За телкою, за белою
По полю, полю синему
Ядреный бык, червленый бык
Бежал, мычал, огнем кидал:
Уж тебя я догоню, догоню.
Молодую, полоню, полоню!
А телушка, а белая,
Дрожала, вся замрелая —
Нагонит вот, спалит, сожжет;
Бежит, молчит и сердце мрет.
А бык нагнал,
Червленый, пал.
Уж тебя я полонил, полонил,
В рощах воду отворил, отворил
Горы, долы оросил, оросил.
Перекинулся дождик от леса
Да подхватил
Да как припустился
По травушкам, по девушкам,
Теплый да чистый.
Дождик, дождик пуще
По зеленой пуще;
Чирики, чигирики,
По воде пузырики;
Пробежал низенько,
Омочил мокренько;
Ой ладога, ладога,
Золотая радуга!
Слава!
Купальския игрища14
Дни купальные —
Венчальные:
Бог сочетается с красной девицей -
Зарей Заряницей.
Оком пламенным в землю глядит!
И земля замирает,
Цветы выростают,
Деревья кудрявыя,
Травы.
Оком пламенным в реки глядит!
И не в мочь разгоревшимся водам,
Текут оне медом,
Желтым и старым,
По бродам
И ярам.
Оком пламенным в сердце глядит,
Бог Купало,
Любый, травник, лих...
Сердце ало,
Загорается...
Явись, воплотись бог и жених!
Чудо совершается
Бог в Козла воплощается...
В речке воды — желтый мед,
Пьяный мед, пьяный мед!
Белый к нам Козел идет,
По цветам, по цветам,
По зеленым берегам...
К нам, девицы,
Зоряницы,
По утру жених —
Козел идет,
Круторогий нам
Дары несет
И на лбу венец
Золотых колец.
Белую шерсть уберите
Хмелем и алой гвоздикой!
Девушки! Ниц упадите —
С нами Купало великий,
С нами Козел наш, девицы!
Скиньте, сорвите паневы!
Где ты, Зоря Зоряница!
Где ты невеста любовная!
Ищет невесту Купало,
Круторогий, кудрявый...
В тело очами глядит,
Тело дрожит...
Где ты, Зоря Зоряница!
Вото она кружится, девица белая,
Тонкая, быстрая, злая, несмелая,
Ты ль жениха не ждала,
В небе зарею цвела,
Алая, усталая....
Ты ли вино не пила,
Пояс тугой сорвала,
Дикая, ясноликая...
Зоря Зоряница!
Красная девица!
Нашел козел невесту,
Выбрал девицу, любовнее всех.
Возьми ее, возьми ее,
Веди ее на реку,
В меду купать, в меду ласкать,
Купало! Купало!
Люби ее, люби ее,
Веди ее по хмелю;
Неделю пить, до пьяна пить,
Купало! Купало!
Целуй ее, целуй ее,
До крови, невесту!
Твоя любовь — на теле кровь!
Купало! Купало!
Осеннее золото15
Нет больше лета,
Не свистят зеленыя иволги,
Грибами пахнет...
Пришел к синей реке козленок,
Заиграл на тростинке,
И запечалились мавки-русалки.
Тонкая сапелочка плачет над водой,
Спой осенним мавам ты, козлик золотой.
Падают с березы последния одежды,
Небо засинелось печалью безнадежной...
Лебеди скрываются от затонных вод...
Скоро наш козленочек за море уйдет.
Тонкая плачет сапелочка:
Я пойду не за море —
За море далеко;
Я пойду не за горы —
За горы высоко!
А пойду я в красный
Лес густой,
Набреду на ножик,
Острый, злой,
Упаду на травы,
Закричу,
Обольюся кровью
По мечу.
Расплескались мавки ладошками:
Горе нам, горе, осенния красавицы!
Хочет наш песельник до смерти кровавиться!
Падайте, листья, стелитесь, желто-алые,
Мы убаюкаем глазыньки усталые...
Спи, спи, усни...
Волна бежит
Поберегу;
Трава лежит,
Примятая...
Волна траве:
Ты слышала —
Она идет,
Осенняя,
Прекрасная,
Вся в золоте.
И тлении,
Печальная,
Пурпурный...
Спи, спи, усни,
В листы склони
Головушку,
Рога златые
В травушку...
Она идет,
Тебе поет:
Спи, спи, усни,
Козленочек.
Заморозки16
Сковало морозом реку,
Хватило траву,
Пожелтел камыш,
Спуталась на низком берегу осока...
А на лед девушка выбежала
В белых чулках, лисьей шубке:
Я по речке иду
И боюсь и смеюсь,
По хрустящему льду
Башмачком прокачусь...
Ах ты, девица, девица, девица...
Много молодцов любят, надеются.
Я во льду голубом
Залюбуюсь собой;
В шапке с белым пером
Будет суженый мой...
Ах ты, девица, девица, девица...
Только сокол Финист тебе грезится.
А мороз, словно лист
Разрумянил лицо;
Подарит мне Финист
Золотое кольцо.
Ах ты, девица, девица, девица...
Что-то нынче так радостно верится.
Добежала до березового острова:
Не гуллит голубка гулливая,
Холодна водица под ивою
И не греет небушко синее
И белы березушки в инее.
Подобрала шубку, села, загрустилась:
Выходила на заре,
Липе, древу на дворе,
В ветви бросила монисто,
Ворожила и спросила
Липу, дерево девичье: —
Не свистел ли про Финиста,
Лада липа, голос птичий?
И не знала липа о соколе,
Не сказала — близко, далеко ли.
Спрашивала лето,
Осень золотую,
Непогодь глухую —
Не было ответа.
Облокотилась девушка,
Упали черные ресницы...
И расступились, покачнулись березы,
Вышел белый терем
О двенадцати башнях, на них двенадцать
голов медвежьих;
В терему окно стукнуло,
Вылетел белый сокол и обернулся
Финистом:
Девушка, меня ты ждала?
Зимушка меня позвала;
За море летал я весной,
Жемчуг собирал и опал,
Терем голубой убирал...
Девушка, пойдешь ли со мной?
Падает сердце девичье,
В губы целует Финист:
Девушка моя, не тоскуй,
Зимнего меня поцелуй...
Я сыграю на свирели:
На твоей горят постели
Янтари;
Я тебя, мою голубку,
Заверну в соболью шубку
До зари;
Спи, не тронет сон ни свекор, ни
свекровь...
Спи, с тобою белый сокол и любовь...
Встает, шатается девушка,
Смеются медвежьи головы...
Зазвенело вдруг по реке,
Позыкнулось в роще:
На березе белый дед,
Под березой снегу нет;
Дедка снег на лапти сплел,
Скучно стало, старый зол.
Гонят ребята дубинками котяши по реке...
Побелел Финист, дрогнул,
И пропал и он и терем медвежий.
Набежали ребята,
Девушку в салазки посадили —
Смеяться не поспеешь.
На девушке сарафан,
Алым шелком белый ткан;
Что ты, ясная, бледна,
Ходишь по лесу одна?
Станем девушку катать,
Зимней песней величать: —
Царица льдяная,
Зима буранная,
Будь наша мати,
Дай переждати
Твои метели
В веселой хате,
Где б песни пели
Парням девицы...
Зима царица!
Белая птица!
Снежная пава!
Слава.
Paris 1908 г.
1. Впервые — "Остров". В книге Анненского "Кипарисовый ларец" (М., 1910. С. 14) — вариант в третьей строфе: "Разбухшая кукла ныряла // Послушно в седой водопад, // И долго кружилась сначала, // Все будто рвалася назад". В критических изданиях Анненского — Стихотворения и трагедии. Л., 1959 / (Б-ка поэта. Большая сер.). Избранное. М., 1987 и др. — местом первой публикации указан "Кипарисовый ларец". В последнее издание (Стихотворения и трагедии. Л., 1990 (Б-ка поэта. Большая сер.)) со слов автора настоящей работы внесено указание на публикацию в "Острове", однако вариант первой публикации остался неотмеченным. О рецензии Гумилёва на это и следующее стихотворения (Аполлон. 1909. № 3. С. 46; Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 92, 93), а также об отношениях Анненского и Гумилёва см.: Тименчик Р. Иннокентий Анненский и Николай Гумилёв // Вопросы литературы. 1987. № 2. С. 278. По свидетельству С. К. Маковского, «"Куклу" <т. е. "То было на Валлен-Коски"> Анненский особенно любил читать в кругу близких ему слушателей» (Портреты современников. Нью-Йорк, 1955. С. 236).
2. Впервые — "Остров". В "Кипарисовом ларце" (С. 62—65) — незначительные пунктуационные варианты. В последнем издании (см. примеч. к предыдущему стихотворению) стихотворение печатается по тексту посмертного сборника, местом первой публикации назван "Остров". См. позднюю оценку "Шариков детских" Ахматовой: "...Иннокентий Анненский не потому учитель Пастернака, Мандельштама и Гумилёва, что они ему подражали, — нет... но названные поэты уже "содержались" в Анненском. Вспомним, например, стихи Анненского из "Трилистника балаганного" <...>" (Вопросы литературы. 1965. № 4. Интервью Е. Осетрова).
3. Впервые — "Остров". В Седьмой тетради Блока (ИРЛИ) помета: «"Остров", 1909, № 2 (<в> неотдел<анном> виде)». Окончательная редакция и деление на строфы — очевидно, 1912 г. Вариант во второй строфе: "Снежинок легкий пух // Куда летит, куда? // Прошли, прошли года, // Прости, бессмертный дух, // Мятежный взор и слух! // Настало никогда" (строки 7—12) отмечен В. Н. Орловым в издании: Собр. соч. в 8-ми т. Т. 3. С. 179, комм., но первоначальный текст приведен неточно: "Настало "никогда"..." (там же). Первая редакция — 3 февраля 1909.
4. Впервые — "Остров". Позже — в составе цикла "Королевна и рыцари" (Королевна и рыцари: Сказки. Пб., 1919. С. 46—48) — напечатано в сильно измененной редакции 1910 г.: "Наскучили // Старые годы... // Измучили: // Сердце, // Скажи им: "Исчезните, старые//Годы!" // И старые//Годы //Исчезнут. // Как тучи, невзгоды// Проплыли. // Над чащей // И чище и слаще // Тяжелый, сверкающий воздух; // И -отдыхи... //В сладкие чащи // Несутся зеленые воды. //И песня знакомого // Гнома // Несется вечерним приветом. // "Вернулись //Ко мне мои дети // Под розовый куст розмарина... // Склоняюсь над вами // Цветами //Из старых столетий..." // Ты, злая, година, — // Рассейся! // В уста эти влейся — // — О нектар! — // Тяжелый, сверкающий воздух // Из пьяного сладкого кубка. // Проснулись: // Вернулись! ...". Датировка стихотворения в книге — апрель 1909 — время написания первой редакции. В издании: Андрей Белый. Стихотворения. М.; Л., 1966 (Б-ка поэта. Большая сер.). С. 351, 352. "Родина" напечатана в редакции 1910 г., с датировкой Белого ("апрель 1909. Москва") и не совсем точным, к сожалению, комментарием Т. Ю. Хмельницкой: «"Остров". 1911. № 2. С. 9. Без строк 15, 24—26» (С. 613). "Родина" цитируется в воспоминаниях Белого: "Под впечатлением встреч <с А. Тургеневой> я написал первое стихотворение цикла "Королевна и рыцари", вышедшего отдельною книжкой позднее <...>". Далее Белый цитирует 6 строк стихотворения (строки 9—14) в редакции, точь-в-точь соответствующей опубликованной в "Острове" (Белый А. Между двух революций. М., 1990. С. 323). Комментарий А. В. Лаврова: "Цитата (с иным делением на строки) из стихотворения "Родина", написанного в апреле 1909 г." (там же, с. 534), — таким образом, неверен. Отсутствие интерлиньяжа ниже строки 12 не является "иным делением на строки".
5. Впервые — "Остров". В указ. изд. 1919 и 1966 гг. текст "Змеи" идентичен, но сильно отличается от текста первой публикации. Первоначальная редакция: "Апрель 1909. Москва". Варианты 1910 (в изд. 1919 и 1966 соответственно — с. 49, 50 и 352): "Вы — зори, зори! Ясно огневые, // Как старое, кровавое вино, — // Пусть за плечами нити роковые // Столетий старых ткет веретено. // Лежу в траве на луге колосистом, // Бьется с трепетом кольцо//Из легких трав — //В лицо! //Обвейся, жаль! // Восторгом ядовитым // Отравлен я; мне ожерельем будь! // Мою печаль // Восторгом ядовитым // Ты осласти и — ввейся в грудь. // Ты — золотое, злое ожерелье // Обвей меня: целуй меня — // Кусай меня, // Змея!.. // О, странное веселье! // О, заря!". В 1931 г. "Змея" подверглась еще одной модификации: см. "Старое вино" в издании 1966 г., с. 538, 539. В редакции 1931 г. сохраняется образ зари, навеянный, как вспоминал Белый, встречей с А. Тургеневой: "<...> и — встреча с Асей, явившейся на моем горизонте как первое обетованье о том, что какой-то мучительный, долгий период развития — кончен; я чувствовал, что вижу опять нечто вроде весенней зари" (Белый А. Между двух революций. С. 323, 324). Ср. этот же мотив в письме Белого к Ф. К. Сологубу от 5 июля 1909 г.: "Зори в этом году особенно милые: таких зорь не было вот уже три года <...>. Ныне будто очистились зори, и опять "милые голоса" зовут... Опять ждешь с восторгом и упованьем..." (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С 136). Комментарий Т. Ю. Хмельницкой к стихотворению "Змея" (указ. изд. 1966, с. 614): «"Остров", 1911, № 2, с. 10» неточен, так как текст, опубликованный в "Б-ке поэта", не соответствует тексту первой публикации. Повторяющаяся датировка "Острова" 1911 г. не восходит ли к тому же источнику, что и сигнатура в "Трудах и днях Гумилёва ": «1911. Апрель. Ищет возможность возобновить журнал "Остров"» (Крейд В. Гумилёв: Библиография. Orange, Connent., 1988. С. 122)? Источником этим, вероятно, является Дневник С. П. Каблукова за 6 апреля 1911 г.: "<...> А еще недавно он <Мандельштам>, Пястовский и Городецкий собирались издавать "Остров" вместе с Гумилёвым. Я предсказывал, что они перессорятся. Это предсказание сбылось скорее, чем я думал" (Мандельштам О. Камень. Л., 1990. С. 244, 245; Литературное обозрение. 1991.N9 1.С. 80, 81; приведенный фрагмент цитировался неоднократно в других местах). Возможно предположить, что "недавно" в записи Каблукова означает "в 1909-м", а не "в 1911 году". Тем более что и Пяст, и Городецкий были "сотрудниками" журнала в 1909, Мандельштам тогда же проявлял интерес к этому изданию (см. в его письме к Вяч. Иванову от 13/26 августа: "<...> Собрались ли в Петербурге наши друзья? Что делает «Аполлон"? "Остров"? <...>" — Письма О. Э. Мандельштама к В. И. Иванову (Публ. А. А. Морозова // Записки Отдела рукописей ГБЛ. Вып. 34. М., 1973. С. 263), а Гумилёв лишь 25 марта вернулся в Петербург из Африки, где пробыл с сентября 1910г. Ср. иной комментарий А. А. Морозова: Записки ОР ГБЛ. Там же. С. 265; Литературное обозрение. № 1, С.80.
6. Впервые — "Остров". В книгах Столицы ("Раиня", "Лада", "Русь") не перепечатывалось. Столица Любовь Никитична (урожд. Ершова; 1884—1934; эмигрировала 1920). В рецензии на второй номер "Острова" Кузмин писал о ее произведении "В простор": "<...> На каждой странице "лукоморье", "ширяет", "растильчивый", "шелом" и т<ак> д<алее>, всего не перечесть. Себя величает "исполинской девой", "богатыркой", "каменной бабой", но всегда мы видим барышню, вышедшую в поле и говорящую, какая она был а "вся розовая", какие у нее были руки, глаза, волосы, — т<о>е<сть> прием, не только не совсем-скромный, но далеко и не художественный <...>" (Аполлон. 1909. № 3. С. 46). Ср. отзыв Гумилёва о стихах Столицы, напечатанных в «Антологии к-ва "Мусагет"» (М., 1911): "Смелы, сильны и закончены стихи Любови Столицы, но в них есть какое-то сюсюкающее сладострастие, производящее неприятное впечатление" (Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 128). О встрече с Л. Н. Столицей в 1913 г. — запись в дневнике Толстого: "13м<арта> ... Столица в черном бархате, без шеи, на спине мушка и рядом прыщик. В волосах жемчуг. Лицо толстое и не без самодовольства" (А. Н. Толстой: Материалы и исследования. М., 1985. С. 310).
7. Впервые — "Остров". В книге "Жемчуга" (М., 1910. С. 41) вариант во второй строфе: "Пусть в час заклятий, в вихре голосов //И в блеске глаз, мерцающих, как шпага, // Ерошат крылья ужас и отвага // И я сражаюсь с призраками сов...", в современных критических изданиях Гумилёва вариант не учтен. Неожиданная компликация в сб.: Гумилёв Н. С. Стихи. Поэмы. Тбилиси, 1988, — где текст печатается по "Жемчугам", но в комментариях ссылка на "Остров", причем «С подзаголовком "Сонет"» (№95. С. 158,476).
8. Впервые — "Остров". Вошло в книгу Соловьева "Апрель" (М., 1910. С. 79), где напечатано с делением на строфы (4 катрена), пунктуационными различиями и вариантом в строке 12: "На белом свитке златом и черленью". Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942), племянник Вл.Соловьева, троюродный брат Блока, близкий друг Андрея Белого, муж Т. А. Тургеневой, сестры А. А. Тургеневой; поэт, филолог и переводчик; после 1917 — православный священник, в нач. 1920-х — перешел в католичество, с 1926 — католический епископ. В библиотеке ИР ЛИ () хранится экземпляр книги "Апрель" с инскриптом: "Николаю Степановичу Гумилёву дружески Сергей Соловьев". В рецензии на "Апрель" (Аполлон. 1910. № 9; Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 105,106) Гумилёв писал: "<...> Сравнительно с первой книгой Сергея Соловьева, его стих совершенствуется, но скорее по пути нежности и певучести, чем медной кованости, как о том мечтает сам поэт. Досадно только небрежное подчас отношение к русскому языку.<...>". Отзыв Толстого в его письме М. А. Волошину от 12 марта 1910: "Недавно вышла книга С. Соловьева "Апрель" изд. Мусагет. Очень недурные стихи, но все-таки не цветы, а стихи; сделано, спето, а не колдовски сказано. Правда, что поэзия — колдовские слова" (Переписка А. Н. Толстого. Т. 1. С. 161). О С. М. Соловьеве см. также: Переписка Блока с С. М. Соловьевым / Вступ. ст., публ. и комм. Н. В. Котрелева и А. В. Лаврова // А. Блок: Новые материалы и исследования: Книга первая. М., 1980. С. 308—413 (Лит. наследство; Т. 92); Цветаева М. И. Пленный дух: (Моя встреча с Андреем Белым) // Цветаева М. Проза. М., 1989. С. 463, 470; Богословские труды. Вып. 23. М., 1981; Андрей Белый: Проблемы творчества. М., 1988. С. 534, 535; Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 380.
Magnificat (лат.) — величит, первое слово Песни Пресвятой Богородицы (к Ней обращено стихотворение Соловьева): "Magnificat anima Mea Dominum..." = "Величит душа Моя Господа..." (Лк. 1, 46).
9. Впервые — "Остров". Перепечатано без разночтений в кн.: Соловьев С. Апрель. С. 35. В рецензии на второй номер "Острова" Кузмин отметил это стихотворение: «<..; безусловно, главным украшением книги "Остров" нужно считать вещи С. Соловьева, высокого вкуса и безукоризненного мастерства. Особенно хорош "Отрок со свирелью"»-(Аполлон. 1909. № 3. С. 48). Одно из стихотворений книги "Апрель" — элегия "Кто Киферу воззвал из ее ароматной гробницы..." — посвящено Кузмину. Ответное посвящение: "Увы, любви своей не скрою..." (Кузмин М. Осенние озера. М., 1912; см. комм. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика в кн.: Кузмин М. Избранные произведения. Л., 1990. С.521).
10. Впервые — "Остров". В составленном Е. Я. Архипповым (Евгений Яковлевич Архиппов (1882—1950), библиограф, педагог, критик (псевдоним Д. Щербинский): собирал стихи Е. И. Дмитриевой — Черубины де Габриак (машинописный "том в 33 лист")) в 1927 г. сборнике, включено в цикл VIII "Крылья платы". Опубликовано в кн.: Черубина de Габриак. Автобиография. Избранные стихотворения. М., 1989. С. 103. В машинописи Архиппова и в издании тексты стихотворения совпадают, но отличаются от текста первой публикации посвящением "Гр. А. Н. Толстому", делением на строфы сонета и вариантом в строке 9: "И пела нежные и тонкие слова". Примечание Архиппова: «Напечатано в сборнике "Парус"» следует, очевидно, считать ошибкой памяти составителя, тем более что в другом месте он верно называет издание: "В 1909 году она <Е. И. Дмитриева> пробует выступить в печати. Ее стихи должны были появиться в № 2 журнала поэтов "Остров" <...> тираж этого номера не был выкуплен из типографии и до читателя не дошел <...>" (На чердаке старого московского дома / Сообщение К. Н. Суворовой // Встречи с прошлым. М., 1988. Вып. 6. С. 153). Знакомство Е. И. Дмитриевой с Гумилёвым состоялось в Париже в июне 1907г.; ей, по словам Ахматовой (Вестник РХД. № 156), посвящено стихотворение Гумилёва "Поединок" ("Жемчуга").
11. Впервые — "Остров". Перепечатано в книгах Лившица "Флейта Марсия" (Киев, 1911; со ссылкой на "Остров"), "Кротонский полдень" (М., 1928). Страницы соответственно 27, 28 и 25. Тексты в изданиях 1911 и 1928 гг. идентичны. Отличие от публикации в "Острове": деление на строфы (5 катренов), варианты пунктуационные и орфографический в строке 17 — "карбункулы". В "Острове" —литературный дебют Лившица, забытый им в "Автобиографии", написанной в 1928—1929 гг.: "В 1909 году мои стихи впервые появляются в печати в "Антологии современной поэзии", толстом сборнике, выпущенном в Киеве издателем Самоненко" (Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Л., 1989. С. 549; ранее: Вопросы литературы. 1988.№ 12. С. 266 (публ. А. Парниса)). В "Автобиографии" имеется в виду IV т. "Чтеца-декламатора", вышедший в октябре 1909 г., т.е. после "Острова", изданного в августе (каким бы то ни было тиражом). Этот факт игнорируется комментаторами "Автобиографии", хотя публикация в "Острове" в указанном издании учтена: "Известно, что в 1909 г. Лившиц обратился к Блоку с письмом, связанным, вероятно, с приглашением участвовать в АСП ^.Антологии современной поэзии">, в которой сам Лившиц дебютировал" (коллективный комм. в изд. 1989, с. 706; аналогично в комм. А. Е. Парниса к указ. публ., с. 265, 266 и комм. Р. Д. Тименчика ("Обращение Б. К. Лившица к Блоку было, по-видимому, связано с его первым выступлением в печати (цикл стихов в "Антологии современной поэзии" <...> — Лит. наследство. Т. 92. Кн. 2. С. 321)". Писать о приглашении Лившицем Блока "участвовать в АСП" едва ли возможно, так как стихи Блока печатались и в более ранних томах "Чтеца-декламатора". В "Острове" стихи Лившица появились, вероятно, благодаря Эльснеру; ему же ("моему другу Владимиру Эльснеру") посвящена автором "Флейта Марсия". С Гумилёвым Лившиц познакомился 30 ноября в Киеве (см. об их знакомстве: Тименчик Р. "Остров искусства"...). Позже в рецензии на "Флейту Марсия" Гумилёв писал: "<...> гибкий, сухой, уверенный стих, глубокие и меткие метафоры, умение дать почувствовать в каждом стихотворении действительное переживание <…>", но "темы ее <"Флейты Марсия"> часто нехудожественны, надуманны" (Аполлон. 1911. №5; Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 121, см. также с. 169, 312). См. о дальнейших отношениях Гумилёва и Лившица: Полутораглазый стрелец. С. 365, 632, 706.
12. Впервые — "Остров". В книге Эльснера "Выбор Париса: Первая книга стихов" М., 1913. С. 16) с делением на строфы (5катренов), пунктуационными различиями и вариантами в строках: 8 "Не делят времени час утра и закат", 9 "Нет радостных цветов, растут лишь асфодели", 16 "Да Эвридики тень, скорбя, искал Орфей", 20 "Где Цербер стережет, Аидов грозный пес". Владимир Юрьевич Эльснер (1886—1964) попал в орбиту "Острова" благодаря П. П. Потемкину. Последний весной 1909 г. писал Эльснеру: "Ремизов, Толстой, Волошин, Ауслендер, Гумилёв, я — все сидим без издателей <…>" (ЦГАЛИ. 1715.1.5). Все перечисленные, кроме Ауслендера, печатались вскоре в Редактируемой Эльснером "Антологии современной поэзии" (Чтец-декламатор. Киев, 1909. Т. IV). Издателем и соредактором этой антологии был Ф. М. Самоненко (высказано предположение, что «он занимался распространением в Киеве "Острова"» — Гумилёв Н. С. Неизданные стихи и письма. Paris, 1980. С. 21; по сообщению издателей гумилёвских чтений" (там же), "Остров" распространялся через книжные магазины (см. также письмо Толстого Самоненко о готовящемся издании антологии: Переписка А. Н. Толстого. Т. 1.С. 156—158. Во втором издании (Киев, 1912) "Антологию современной поэзии" рецензировал Гумилёв (Аполлон. 1913, № 2 ; Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 233). В первом издании антологии контрафакционно были напечатаны 13 стихотворений Блока, о чем пишет он матери 24 октября 1909г.: "<...>в Киеве вышел IV том "Чтеца-Декламатора", где перепечатано (с ист<инным> бесстыдством) 13 моих стихотв<орений> с портретом. <...>" (Письма А. Блока к родным. Л., 1927. Т. 1. С. 277). Возможно с этим эпизодом связана позднейшая нелюбовь Блока к Эльснеру-редактору "Антологии..." ("Эльснер — выездной лакей из Киева (Пяст)" — Блок А. Собр. соч. в 8-ми т. Т. 7. С. 99,100). Эльснер был организатором вечера "Остров искусства" в Киеве, участниками которого были "участники" журнала "Остров". Позже Эльснер был шафером на свадьбе Гумилёва с Ахматовой (о его последней встрече с Ахматовой см. в Дневнике О. Н. Арбениной-Гильдебрандт — ЦГАЛИ, СПб.). С посвящением "В. Ю. Эльснеру" было напечатано во второй публикации ("Жемчуга". М., 1910. С. 21) стихотворение Гумилёва "Товарищ". По свидетельству Ахматовой, стихотворение посвящено "Памяти М. Згоржельского" ("Это он <Гумилёв> сам мне говорил") — комм. В. К. Лукницкой в изд.: Гумилёв Н. Стихи: Поэмы. С. 476. Мариан Марианович Згоржельский — одноклассник Гумилёва по гимназии и сын преподавателя гимназии Мариана Генриховича Згоржельского (см.: Краткий отчет об Императорской Николаевской царскосельской гимназии за последние XV лет ея существования. СПб., 1912. С. 27, 96; ср. в неточном комментарии Н. А. Богомолова: В. Ю. Эльснер — один «из организаторов поездки Гумилёва и других писателей <так!> на вечер "Остров искусств<а>"» в Киев в конце 1909 г. По словам Ахматовой, «"Памяти М. Згоржельского". <...> Мариан Генрихович Згоржельский — одноклассник Гумилёва <...>» — Гумилёв Н. Соч.: В 3-х т. М., 1991. Т. 1. С. 500; название вечера, измененное в этом комментарии, еще сильнее трансформировалось в следующем: "<...> на вечере "Остров поэтов" в Киеве, в конце 1909 г." — там же, с. 504). «"Товарищ" <...> более взрослое по сравнению с другими стихами этого периода стихотворение. Вероятно, потому, что написано по поводу действительной смерти (Сгоржельский <так!> застрелился)», сообщала Ахматова П. Н. Лукницкому (Ахматова и Гумилёв: Из записей П. Н. Лукницкого // Вестник РХД. № 156 (2-1989). С. 147). В экземпляре книги "Жемчуга" (собр. П. Н. Лукницкого) посвящение "В. Ю. Эльснеру" вычеркнуто рукой Ахматовой. Аналогично в другом экземпляре: "рукой А. А. Ахматовой зачеркнуто посвящение B. Ю. Эльснеру и вписано: М. Згоржельскому" (Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. М., 1989. С. 82). Об Эльснере и его отношениях с Гумилёвым см.: Тименчик Р. "Остров искусства".
13. Впервые — "Остров". В книге Толстого "За синими реками" (М., 1910. С. 7—12) с вариантами в строках: 5 "Лег тростник", 16 "Ой, ладога, ладога", 34 "По мокрой траве парень да девушка <...>", 36 "Ты не бойся, пойдем", 85 "Бегите к речке скорее!", 104—106 "Со дна темные глаза поднялись, // Косы зеленыя; // Зашелестело над рекой", 115 "Обнял девушку парень — бесстыжий". Это же стихотворение перепечатано в "Антологии современной поэзии" ("Чтец-декламатор", т. IV. Изд. 2-е. Киев, 1912. C. 690—694) с разночтениями в строках: 5 "Лег тростник", 7 "В них накрепко стрекозы вцепились", 14 "Пробежал низенько", 16 "Ой, ладога, ладога", 34 "По мокрой траве парень да девушка", 37 "Ты не бойся, пойдем", 63 "Ты река, Бугай, серебром горишь", 2 дополнительные строки между 63 и 64 "Скатным жемчугом по песку звенишь, // Ты прими, Бугай, вено девичье", 104—106 "Со дна темные глаза поднялись, // Косы зеленыя; // Зашелестело над рекой", 115 "Обнял девушку парень — бесстыжий". Рецензируя книгу "За синими реками", Кузмин, "соучастник" Толстого по "Острову", отмечал "варварский экзотизм, жестоко чувственный и более внешний (чуть-чуть не бутафорский), русской старины" и влияние Волошина (Аполлон. 1911. № 2. С. 59; см. также рецензию Кузмина на 2-й номер "Острова" — там же). Волошин обращал внимание "на богатство образов и остроумные комбинации мифологических данных" стихов, напечатанных в "Острове", хотя они "не являют еще той художественной законченности" более поздних стихов Толстого, помещенных в книге "За синими реками" (Волошин М. Лики творчества. Л., 1989. С. 536). Волошин (там же, с. 535) и Брюсов (Русская мысль. 1911. № 2. С. 233; Собр. соч.: В 7 т. М., 1975. Т. 6. С. 366; под заглавием "Стихи 1911 года" вошло в книгу "Далекие и близкие") указывали на зависимость книги "За синими реками" от поэтики Городецкого, хотя последний "не оправдал всех надежд, на него возлагавшихся" (Волошин) и стихи его "значительно побледнели после появления книги гр. Толстого" (Брюсов). Ср. мнение Гумилёва, высказанное в рецензии на "Антологию русских поэтов" Ж. Шюзевилля: "В книгу вкрался только один до крайности досадный пробел: нет Сергея Городецкого, и роль представителя народных мотивов в русской поэзии отведена Алексею Н. Толстому, бывшему в зависимости, во все течение своей краткой поэтической карьеры, от того же Городецкого" (Аполлон. 1914. №5; Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 187). О цикле Толстого, напечатанном во втором номере "Острова", как "ключе к "разгадке" поэтической сущности книги <"3а синими реками"> в целом" см.: Смола О. П. Лирика А. Н. Толстого // А. Н. Толстой: Материалы и исследования. М., 1985. С. 90—101. О влиянии Городецкого на поэзию Толстого см. также: Иванов-Разумник Р. В. Молодые силы // Русские ведомости. 1911. 21 мая. № 115; под заглавием "Алексей Толстой 2-й" в кн.: Иванов-Разумник Р. В. Творчество и критика. Пб., 1922. С. 54.
14. Впервые — "Остров". Перепечатано в кн.: Толстой А. Н. За синими реками. М., 1910. С. 13—15. Об этом стихотворении см. в рецензии В. Волькенштейна на кн. "За синими реками": "в некоторых стихотворениях <Толстого> (например, "Купальские игрища") явно чувствуется влияние Городецкого" (Современный мир. 1911. № 2. С. 361).
15. Впервые — "Остров". Перепечатано — там же, с. 16—18.
16. Впервые — "Остров". Перепечатано — там же, с. 19—22, с вариантом в строке 78 "То ребята гонят дубинками...".
Примечания:
1. См. о журнале "Сириус" в настоящем издании.
2. Корецкая И. В. "Аполлон" // Русская литература и журналистика начала XX века. М., 1984. С. 219. Курсив везде мой. — А. Т.
3. Толстой А. Н. Н. Гумилёв // Последние новости (Париж). 1921. № 467 (23 окт.), 468 (25 окт.). Позже с незначительными изменениями перепечатано в книге Толстого “Нисхождение и Преображение" (Берлин, 1922). Здесь (с. 8) и далее цитируется по книге. Перепечатано также в соответствии с книжным текстом: Урал, 1988. № 2. 167—171. Во вступ. статье И. Щербаковой отмечены лишь некоторые разночтения с газетным текстом.
4. Wiener Slawistischer Almanach. Sdb. 15. (Гумилёвские чтения). Wien, 1984. S. 140. Ср. комм. в изд.: Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 633: "Вышел только один номер этого журнала (СПб., 1909. № 1)". Аналогично в изд.: Библиография русских периодических изданий за годы 1901 — 1916 / Под ред. Л. Н. Беляевой и др. М., 1958. Комм. В. Крейда ("Считается, что этот <второй> номер в библиотеках не сохранился") в изд.: Н. Гумилёв в воспоминаниях современников. М., 1990. (Репринт 1989 г.). С. 253. И т.д.
5. Александр Блок: Новые материалы и исследования. М., 1982. С. 350. (Лит. наследство; Т. 92. Кн. 3). Курсив мой. — А. Т.
6. Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме // Russian Literature. 1974. № 7/8. С. 35.
7. О разделении поэтов "Острова" на участников и сотрудников см. ниже. Четыре "участника" — Гумилёв, Толстой, П. П. Потемкин и М. А. Кузмин.
8. Петр Петрович Потемкин (1886—1926), поэт, критик, драматург, член петербургского шахматного клуба, художник; "(псевдонимы: Пикуб, Фома Прутков, Андрей Леонидов <Вестрис, П. П. П>) — синий цветок. <Адрес его: СПб.,> Загородный, 17”. (Из письма Городецкого Блоку от 6 февр. 1906. — Александр Блок. Новые материалы... Кн. 2. С. 20). Одно время — участник "Кружка молодых". Отзыв Городецкого о пьесах Потемкина. — Речь. 1912. 3 сент. Знакомство Потемкина с Гумилёвым произошло зимой 1908/09 г.: с Кузминым и Толстым — ранее. В 1909 г. в квартире Потемкина (Гороховая, 32—17) встречались "участники" "Острова". 18 апреля того же года Гумилёв рекомендовал Потемкина в члены "Кружка Случевского" (об этом эпизоде см. ниже). В 1911 г. Гумилёв пригласил Потемкина в "Цех поэтов", в работе которого последний участия не принял. О размолвках с Гумилёвым в июне 1909 г. см. письме Потемкина В. Ф. Нувелю в публикации: Неизвестные письма Н. С. Гумилёва / Публ. Р. Д. Тименчика // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 46.1987. № 1. С. 62. Отзывы Гумилёва о стихах Потемкина см.: Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 88, 111 ("П. Потемкина, одного из самых своеобразных молодых поэтов современности" ), 127, 146 ("Стихи П. Потемкина в поэзии то же, что карикатура в графике. Для них есть особые законы, пленительные и неожиданные."). Сохранился инскрипт Гумилёва: "Пете Потемкину на память Н. Гумилёв" (воспроизведен в изд.: Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. М., 1989. С. 295). После расстрела Гумилёва Потемкин посвятил его памяти цикл "Че-ка" (см.: Родник (Рига). 1989. № 7. С. 13—15. Вступ. ст. и публ. Р. Д. Тименчика). Письмо Потемкина Кузмину об "Острове" см. ниже. Кузмин посвятил Потемкину пьесу "Об Алексее, человеке Божием", вписав посвящение в экземпляр своей книги "Комедии" (СПб., 1908. С. 47), хранящийся ныне в собр. А. Ф. Марков (Москва). Об участии Потемкина в "Бродячей собаке" см.: Парнас А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки" // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник 1983. М., 1985. С. 160—257. Об участии его в "Сатириконе" и в "Новом Сатириконе" см.: Поэты "Сатирикона". М.; Л., 1966. С. 51—53 (Б-ка поэта. Большая сер.); Евстигнеева Л. А. Журнал "Сатирикон" и поэты-"сатириконцы". М., 1900. См также: Пяст В. Встречи. М., 1929. С. 61, 62; Черный С. Предисловие к кн.: Потемкин П. Избранные стихи. Париж, 1928; К. А. Сомов: Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979; Анненский И. Книги отражений. С. 379.
9. Новости литературы (Берлин). 1922. № 1. С. 56.
10. Толстой А. Н. Н. Гумилёв. С. 7, 8. Аналогичное название имели и другие периодические издания.
11. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Ч. 1. Гл. 9. См. также: Ч. 2. Главы "Ребенок с зеркалом", "На блаженных островах"; Ч. 4. Гл. "Крик о помощи".
12. Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме.
13. "<...> Гиперборейское государство <...> — знаменитая страна на далеком острове, у края земли, среди вод Океана, та страна, где отдыхает и царит божество солнца, мусический бог Аполлон. <...> Вся страна живет Аполлоном и для Аполлона" — О. М. Фрейденберг. Утопия / Публ. Н. В. Брагинской // Вопросы философии. 1990. №5. С. 163.
14. Ср.: "В стране Гипербореев // Есть остров Петербург" — из стихотворения Вагинова "От берегов на берег..." (1926); " <...> Островом "островитяне", пожалуй, являются только в сомнительном море петербургской поэзии, где давно искоренены приливы и отливы. <...>" — И. Э<ренбург>. [Рец. на:] Н. Тихонов. "Орда". Стихи. Пб., 1922 // Новая русская книга. 1922. № 7.
15. Посвящение вписано в экземпляр книги "У самого моря" (Пг., 1921), хранящийся в собр. В. П. Михайлова (Санкт-Петербург).
16. О неточностях в воспоминаниях Толстого см.: Гумилёв Н. С. Неизданные стихи и письма. Paris, 1980. С. 186. Кроме указанных в этом издании, к ошибкам памяти Толстого относится следующее сообщение: "В то время <т. е. в 1909> в Гумилёва по-настоящему верил только его младший брат — гимназист пятого класса" (С. 9). Здесь имеется в виду Н. Л. Сверчков — племянник Гумилёва, исполнявший обязанности секретаря редакции "Острова".
17. Имеется в виду статья Белого "Штемпелеванная калоша" (Весы. 1907. № 5), в которой говорится о петербургских модернистах, привыкших "ходить в калошах над бездной". Образ калоши в творчестве Белого исследован в замечательной статье Т. Ю. Хмельницкой "Литературное рождение Андрея Белого" (Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 680. Блок и его окружение. Тарту, 1985. С. 76 (Блоковский сб. VI)).
18. Цит. по: Неизвестные письма Н. С. Гумилёва. С. 58.
19. Дату знакомства Кузмина с Гумилёвым и Толстым фиксирует Дневник Кузмина: "5 января 1909 <...> Я лежал в меланхолии, когда пришли граф Толстой и Гумилёв. Гумилёв имеет благовоспитанный, несколько чопорный вид, но ничего" (ЦГАЛИ. 232.1.53. Курсив мой. — А. Т.), ср. то же слово в воспоминаниях Ауслендера о Гумилёве.
20. Переписка А. Н. Толстого: В 2т. М., 1989. Т. 1. С. 124.
21. Неизвестные письма Н.С.Гумилёва. Рукопись Кузмина — "Праздники Пресвятой Богородицы" — цикл стихов, напечатанный в "Острове" № 1. Об этой публикации см. комм. А. В. Лаврова и Р. Д.Тименчика в кн.: Кузмин М. Избранные произведения. Л., 1990. С. 523.
22. Федор Михайлович Самоненко — редактор-издатель популярного периодического издания "Чтец-декламатор" (Киев, 1908—1914). См. о нем в комм. к стихам Лившица и Эльснера в настоящей публикации. Письмо Толстого к Самоненко: Переписка. Т. 1.С. 156
23. Письмо от 4 авг. 1909 г. — Гумилёв Н. С. Неизданные стихи и письма. С. 119.
24. В собрании И. С. Зильберштейна находился номер "Острова" первый с инскриптами его "участников": "Милому и глубокоуважаемо-// му Константину Андреевичу // от перваго // островитянина // граф А. Толстой // 7 Мая 1909 г."; "Многоуважаемому Константи-// ну Андреевичу Сомову от // его искренняго поклонника // Н. Гумилёва". Воспроизведены в статье И. С. Зильберштейна "Когда же откроется Музей личных коллекций?" (Лит. газета. 1986. № 39 (5105). 24 сент. С. 8). Там же экспликация: "Первый (и последний) номер ежемесячного журнала "Остров", в котором А.Н.Толстой и Н. С. Гумилёв напечатали свои ранние стихи (номер вышел в небольшом количестве экземпляров на их деньги). 1907 г.".
25. Ахматова А. А. Канва биографии Н. С. Гумилёва // Наше наследие. 1989. № 3. С. 82. Там же: "1909. Весна "Остров" (2 ном<ера>)". Журнал "Остров" Ахматова неоднократно вспоминала в разговорах с П. Н. Лукницким, что отразилось в записях последнего.
26. Гумилёв И. С. Неизданные стихи и письма. С. 55. "Акрополь" — предполагавшееся название журнала "Аполлон". См. об этом: Анненский И. Ф. Письма к С. К. Маковскому / Публ. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика // Ежегодник РО Пушкинского Дома на 1976 г. Л., 1978. С. 223. "Альманах — 17—". СПб., 1909. "Кружок молодых" организован в 1906 г. при Историко-филологическом факультете С.-Петербургского университета по инициативе С. М. Городецкого. В заседаниях кружка принимали участие Блок, Кузмин, Вяч. Иванов и др. Участвовали в "Кружке молодых" Гумилёв и Потемкин.
27. "В петербургских газетах разоблачали писателей-хулиганов: где-то стали пропадать кошки; что же оказалось? Компания литераторов (назывались небезызвестные имена модернистов, как то Потемкина), собираясь пьянствовать <...> истязала-де кошек <…> говорили потом: инцидент — газетная утка; но повод к "уткам" подавала вся атмосфера <...>" (Белый А. Между двух революций. М., 1990. С. 176). Среди газет, писавших о "кошкодавах", например: Вечер (СПб.). 1908. № 145, 146.
28. "Участие" Потемкина отразилось, например, в памфлете В. Хлебникова "Карамора № 2-ой" (ноябрь 1909): "...И вдруг в его глазах, тщетно // просящая о пощаде, // вспыхивает, // мяуча страшно, кошка, // Искажая облик лица в общем // пригожего" (Собр. произведений. Л., 1930. Т. 2. С. 422).
29. Александр Иванович Котылев (1885—1917), журналист, сотрудник разных издательств, напр. "Торгово-промышленной газеты" (СПб., Широкая ул., 19—22). К его посредничеству обращались многие литераторы (см. письма к нему Куприна, Ремизова, Чулкова, Скитальца (С. Г. Петрова), Муйжеля и др. в ЦГАЛИ). Фото его в "Альманахе — 17 —“.
30. Александр Блок: Новые материалы. Кн. 3. С. 350. (Письмо от 23 марта 1909 г.).
31. ЦГИА (Сенат). 777.14.330. Л. 1,2.
32. Неизвестные письма Н. С. Гумилёва. С. 59.
33. Николай Сергеевич Кругликов (1861 —1920), действительный статский советник, брат художницы Е. С. Кругликовой; автор книжки стихов "Праздник у халифа" [СПб., 1910], посвященной "всем любезным посетителям сред <у Кругликовых>". В ИРЛИ (Бр 180/19) хранится "Празднику Халифа" из библиотеки Гумилёва с инскриптом: "Многоуважаемому Николаю Степановичу Гумилёву от почитателя поэзии Н. Кругликова". О нем же в рассказе Толстого: "Инженер Кругликов, любитель стихов, дал нам 200 рублей на издание" (Толстой А. Н. Н. Гумилёв. С. 8). В разряд "неустановленных лиц" Кругликов попал в каталоге собр. М. С. Лесмана (Книги и рукописи... С. 214), где опубликован инскрипт Толстого "Милому моему другу с нежной любовью, Николаю Сергеевичу. Гр. А. Н. Толстой " на экземпляре книги "За синими реками" (М., 1911). Там же экслибрис "Н. К<ругликов>", сделанный его сестрой. Ср. аналогичный, но атрибутированный экслибрис — ЦГАЛИ. 2430 (колл. Рабиновича), 2.36. О его встречах с Толстым см. в Дневнике Толстого в изд.: А. Н. Толстой: Материалы и исследования. М., 1985. С. 301, 329, 305, 333. См. о нем: Юбилейный сборник инженеров путей сообщения выпуска 1883 года. СПб., 1908. С. 61—70 (автобиография Кругликова); Е. С. Кругликова. Жизнь и творчество. Л., 1969. Он же — "General de Krouglikoff" (из кузминского гимна) — посетитель "Бродячей собаки" (см.: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы... С. 253). Он же (без имени) в записанных А. Г. Найманом воспоминаниях ("пластинке") Ахматовой: "Бальмонт вернулся из-за границы, один из поклонников устроил в его честь вечер. Пригласил и молодых: меня, Гумилёва, еще кого-то. Поклонник был путейский генерал — роскошная петербургская квартира <Итальянская, 33>, роскошное угощение и все, что полагается. Хозяин садился к роялю, пел: "В моем саду мерцают розы белые и кр-расные". Бальмонт королевствовал. Нам все это было совершенно без надобности" (Найман А. Г. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989. С. 93).
34. Неизвестные письма Н. С. Гумилёва. С. 59.
35. О своем "сотрудничестве" в "Острове" Бальмонт 28 июля 1909 г. писал Волошину: "Не пошлет ли мне "Остров", где я значусь сотрудником, экземпляров себя?" (Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник на 1989. М., 1990. С. 47). Комментарий 3. Д. Давыдова и В. П. Купченко («Ни в одном из этих номеров К. Бальмонт не значился сотрудником "Острова"» — там же, с. 48) абсолютно неверен: Бальмонт назывался в числе сотрудников "Острова" и в первом, и во втором его номерах, а в анонсе — даже в числе "участников".
36. "Сотрудничество" в журнале Н. Тэффи (Надежды Александровны Бучинской; 1875—1952) отразилось, очевидно, все воспоминаниях ("Моя летопись"), написанных в эмиграции в конце 1940-х гг.: "<...> Беседы наши <с Гумилёвым> были забавны и Довольно фантастичны. Задумали основать кружок "Островитян". Островитяне не долины были говорить о луне. Никогда. Луны не было. <...> Не должны знать Надсона. Не должны знать "Синего журнала".<...>". (Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 303).
37. О сотрудничестве в "Острове" Городецкого в конце марта 1909 г. Потемкин писал Кузмину: "<...> Сейчас я в Риге, куда э<к>стренно уехал ввиду болезни матери. Приношу Вам наше общее спасибо за согласие участвовать в "Острове" и Богородицу <цикл стихов Кузмина "Праздники Пресвятой Богородицы">. Городецкого само собой разумеется в участниках дела не будет. Гумилёв поговаривает о том, чтобы пригласить его потом на гастроли, но я против. Первый номер будет боевой: Вы и <Вяч.>Иванов, а потом мы трое. <...> С Ауслендером я поругался окончательно и не здороваюсь. Он уже распространяет про меня пакости и предложил <Б.С.?> Мосолову, Пясту и <М. Л.> Гофману бойкотировать меня. <...>" (ГПБ. 124.3474. Л. 3). Ср. также эпиграмму Потемкина на этюды Городецкого: "На грязной рогоже // Рожа на роже // Художе- // ство тоже!" (Сатирикон. 1910. № 15).
38. Письмо Ремизова от 15 марта (в Москве получено 16 03 1909): "<...> Теперь вот что: тут у нас будет журнал поэтов. Журнал, в котором только стихи. Вести его будут три молодых поэта: Потемкин, Гумилёв и гр. А. Толстой. На гастролях у них будут участвовать Брюсов, Блок, Вяч. Иванов, Сологуб, Волошин, Кондратьев, Верховский. Пришлите мне несколько стихов Ваших, и я им предложу. Выберите получше. Вас ценят. Гонорара не будет, просто п<отому> ч<то едва будет хватать на издание. Я очень одобряю их план — и то, что строгость будет, и то, что учиться будут. А. Ремизов." 28 мая Ходасевич отвечал из Гиреево: "<...> Вы мне писали о стихах для "Острова". Пришлю с удовольствием. Прислал бы и в этом письме, да не знаю, застанет ли оно Вас в Петербурге. Условимся так: Вы мне сообщите, долго ли никуда не уедете. Если долго — пришлю Вам, если же собираетесь куда вскорости, — то куда и на чье имя послать, а то я ни с Потемкиным, ни с Гумилёвым не знаком. Говорят, пометили меня островитяне сотрудником. Так уж попросите их прислать мне журнал, в Москве его нигде нет, — значит и купить не могу; а посмотреть хотелось бы, мне эта затея очень нравится. <...>" (ГПБ. 634.1.231. Л. 3, 4). Ответное письмо Ремизова от 31 мая 1909 г. было получено в Москве 2-го июня: "Простите, дорогой Владислав Фелицианович, пишу на открытке: хочу поскорее известить Вас о "Острове". Вас очень ценят и Гумилёв, и Потемкин. Гумилёв у них главный. Ему и стихи надо послать, и <о> № 1 Острова написать. Гумилёв сейчас же Вам ответит. Я выписываю Вам его адрес ниже. Сейчас никого нет в Петербурге <Гумилёв находился в Коктебеле у Волошина, куда приехал 20 мая вместе с Е. И. Дмитриевой>, но все будет переслано аккуратно. <Адрес Гумилёва.> Там, в Царском и редакция. Всего Вам хорошего. Думаю, скоро и я поеду, но куда еще не знаю. А. Ремизов". (Тексты писем Ремизова Ходасевичу (ЦГАЛИ. 537.1.79) сообщены мне А. Б. Устиновым, за что благодарю его. — А. Т.). Письмо Ремизова от 15 марта неверно цитируется в комм. Е. М. Беня в изд.: Ходасевич В. Л. "Некрополь" и другие воспоминания. М., 1992. С. 317. Там же ничем не аргументированное предположение: "<...> второй номер "Острова" не мог быть выкуплен из типографии <...>". Эта же схолия слово в слово повторяется в другом издании: Ходасевич Вл. Колеблемый треножник: Избранное. М., 1991. С. 643. Стихи Ходасевича в "Острове" не печатались. Знакомство Ходасевича с Гумилёвым произошло лишь в 1918: "Мы с Гумилёвым в один год родились, в один год начали печататься, но не встречались долго: я мало бывал в Петербурге, а он в Москве, кажется, и совсем не бывал. Мы познакомились осенью 1918 г. в Петербурге, на заседании коллегии "Всемирной литературы" <...>" (Ходасевиче. Ф. Некрополь: Воспоминания. Paris, 1976. С. 119).
39. Письмо от 5 мая 1909 г. — ГПБ. 124.227. Л. 6, 7.
40. Там же, л. 8.
41. Панорама искусств 11. М., 1988. С. 199. Перепечатано в изд.: Жизнь Николая Гумилёва: Воспоминания современников. Л., 1991. С. 43.
42. Обложки первого и второго номеров одинаковые. Обложка первого — воспроизведена в изд.: Лукницкая В. Николай Гумилёв. Л., 1990. Между с. 64,65. Учтена в списке работ Л. С. Бакста в кн.: Пружан И. Н. Лев Самойлович Бакст. Л., 1975. С. 215. На обложке ("эстетики ради"?) — орфографическая ошибка: "Остров" вместо "Островъ". Толстой — ученик Бакста по художественной школе Е. Н. Званцовой (Толстой посещал ее зимой 1907 г., готовясь к поступлению в Академию художеств) — вспоминал: "Бакст нарисовал обложку <"Острова">" (Там же. С. 8). Очевидно, Толстой и заказал Баксту обложку журнала.
43. Речь. 29 июня/12 июля 1909. № 175. С. 3.
44. Весы. 1909. № 7 (июль). С. 100.
45. Аполлон. 1909. № 3 (декабрь). С. 46 (рецензия Гумилёва), 47 (рецензия Кузмина).
46—47. Ср.: "Авторами пьесы-пародии были П. М. Загуляев и Д. И. Коковцев <...>" Жизнь Николая Гумилёва. С. 233). Д. И. Коковцев (1887—1918), поэт-"традиционалист", одноклассник Гумилёва по царскосельской гимназии. Сохранилось письмо Коковцева Л. Н. Урванцеву, написанное после рекомендации Гумилёвым Потемкина в "Кружок Случевского": "<...> на собрании Кружка Случевского 23 янв<аря> у В. П. Авенариуса будет баллотироваться несколько новых членов и в том числе "знаменитый" Потемкин <...>. Все, кому дорого доброе имя Кружка, решили сплотиться и не допустить на "Вечера Случевского" г. Потемкина, который, как Вам, наверное, известно, прикосновенен к грязной истории с "Кошкодавами". Хотя он всячески отрицает свою виновность, но факт его знакомства с главарями почтенной компании установлен точно. Кроме того, г. Потемкин устроил в прошлом году форменный дебош в доме г-жи Тимановой, с которой у меня есть общие знакомые. От такого дебоша, в случае избрания Потемкина, не гарантирован и Кружок Случевского. <...> Надеюсь, Вы не откажитесь приехать и положить ему "минус" <...>" (ГПБ. 248.332). Пародия была перепечатана в издании: Гумилёв Н. Неизданное, несобранное. Paris, 1986. С. 183-193 Материалы к биографии Н. Гумилёва // Гумилёв Н. С. Стихи. Поэмы. Тбилиси, 1988. С. 37, 38
48. "Остров искусства". С. 248.
49. О М. В. Латманизове и его собрании см.: Русская литература. 1989. № 3. С 67— 96; он же (без имени) упомянут в "Заметках об Анне Ахматовой" М. Б. Мейлаха: "Время от времени к Ахматовой приходил человек, которого она называла "мой библиограф <...>" (Ахматовский сборник 1. Париж, 1989 (Русская б-ка Института Славяноведения. Т. 85). С. 257, 272).