Содержание

Переводы

Сиделке доктор что-то прошептал,
        Слова к хирургу долетели,
Он побледнел при докторских словах
        И задрожал в своей постели.

— Ах, братьев приведите мне моих, —
        Хирург заговорил, тоскуя,—
Священника ко мне с гробовщиком
        Скорей, пока еще живу я.

Пришел священник, гробовщик пришел,
        Чтобы стоять при смертном ложе:
Ученики хирурга им во след
        По лестнице поднялись тоже.

И в комнату вошли ученики
        Попарно, по трое, в молчаньи,
Вошел с лукавым зубоскальством Джо,
        Руководитель их компаньи.

Хирург ругаться начал, видя их,
        Страшны ругательства такие.
— Пошлите этих негодяев в ад,
        Молю вас, братья дорогие!

От злости пена бьет из губ его,
        Бровь черная его трясется.
— Я знаю, Джо привяжется ко мне,
        Но к черту, пусть он обойдется.

Вот вывели его учеников,
        А он без сил лежать остался
И сумрачно на братьев он смотрел,
        И с ними говорить пытался.

— Так много разных трупов я вскрывал,
        И приближается расплата.
О, братья, постарайтесь для меня,
        Старался я для вас когда-то.

Я свечи жег из жира мертвецов,
        И мне могильщики служили,
Клал в спирт я новорожденных, сушил,
        Старался я для вас когда-то…

За мной придут мои ученики
        И кость отделят мне от кости;
Я, разорявший домы мертвецов,
        Не успокоюсь на погосте.

Когда скончаюсь, я в свинцовый гроб,
        О, братья, должен быть замкнутым,
И взвесьте гроб мой: делавший его,
        Ведь может оказаться плутом:

Пусть будет крепко так запаян он,
        О, милые, как только можно,
И в патентованный положен гроб,
        Чтоб лег в него я бестревожно.

Раз украдут меня в таком гробу,
        Напрасно будет их уменье,
Купите только гроб тот в мастерской
        За церковью Преображенья.

И тело в церкви брата моего
        Заройте — так всего надежней —
И дверь замкните накрепко, молю,
        И ключ храните осторожней.

Велите, чтоб три сильных молодца
        Всю ночь у ризницы сидели,
Бочонок джина каждому из них
        И каждому бочонок эля.

И дайте порох, пули, мушкетон
        Тому из них, кто лучше целит,
И пять гиней прибавьте, если он
        Гробокопателя застрелит.

Пускай они в теченье трех недель
        Труп охраняют недостойный,
Настолько буду я тогда вонять,
        Что отдохну в гробу спокойно.

И доктор уложил его в кровать,
        Его глаза застыли в муке,
Вздох стал коротким; смертная борьба
        Ужасно искривила руки.

Вложили мертвого в свинцовый гроб,
        И гроб был накрепко замкнутым,
И взвешен также: делавший его,
        Ведь мог же оказаться плутом.

И крепко, крепко был запаян он,
        Запаян так, как только можно.
И в патентованный положен гроб,
        Чтоб спать в нем было бестревожно.

Раз тело украдут в таком гробу,
        Ворам не хватит их уменья,
Ведь этот гроб был куплен в мастерской
        За церковью Преображенья.

И в церкви брата закопали труп —
        Так было более надежно.
И дверь замкнув на ключ, пономарю
        Ключа не дали осторожно.

Три человека в ризнице сидят
        За кружкой джина или эля,
И если кто придет к ним, то они
        Гробокопателя застрелят.

В ночь первую при свете фонаря,
        Как шли они через аллею,
От мистера Жозефа пономарь
        Тайком им показал гинею.

Но это было мало, совесть их
        Была надежней крепкой стали,
И вместе с Джо они пономаря,
        Как следовало, в ад послали.

Ночь целую они перед огнем
        Сидели в ризнице и пили,
Как можно больше пили, и потом
        Рассказывали кучу былей.

И во вторую ночь под фонарем,
        Когда они брели в аллее,
От мистера Жозефа пономарь
        Показывал им две гинеи.

Гинеи блеском привлекали взгляд,
        Как новые, они сияли,
Зудели пальцы честных сторожей,
        Что делать им, они не знали.

Но совесть колебанья прогнала,
        Они продешевить боялись.
Не так решительно, как первый раз,
        Но все ж от денег отказались.

Ночь целую они перед огнем
        Сидели в ризнице и пили,
Как можно больше пили, и потом
        Рассказывали кучу былей.

И в третью ночь под тем же фонарем,
        Когда они брели в аллее,
От мистера Жозефа пономарь
        Стал предлагать им три гинеи.

Они взглянули, искоса, стыдясь,—
        Гинеи искрились коварно,
На золото лукавый пономарь
        Направил сразу луч фонарный.

Глядел хитро и подмигнул слегка,
        Когда удобно было это,
И слушать было трудно им, как он
        Подбрасывал в руке монеты.

Их совесть, что была дотоль чиста,
        В минуту стала недостойной,
Ведь помнили они, что ничего
        Не может рассказать покойный.

И порох, пули отдали они,
        Взамен блестящего металла.
Смеялись весело и пили джин,
        Покуда полночь не настала.

Тогда, хотя священник спрятал ключ
        От церкви в месте безопасном,
Открылись двери пред пономарем —
        Ведь он владел ключом запасным.

И в храм, чтоб труп украсть, за подлым Джо
        Вступили негодяи эти.
И выглядел зловеще темный храм
        В мигающем фонарном свете.

Меж двух камней вонзился заступ их.
        И вот, качнулись камня оба,
Они лопаткой глину огребли
        И добрались под ней до гроба.

Гроб патентованный взорвав сперва,
        Они свинец стамеской вскрыли
И засмеялись, саван увидав,
        В котором мертвый спал в могиле.

И саван отдали пономарю,
        И гроб зарыли опустелый,
И после, поперек согнув, в мешок
        Засунули хирурга тело.

И сторож неприятный запах мог
        Услышать на аршин, примерно,
И проклинал смеющихся воров
        За груз, воняющий так скверно.

Так на спине снесли они мешок
        И труп разрезали на части,
А что с душой хирурга было, то
        Вам рассказать не в нашей власти.

____

The Surgeon's Warning

The Doctor whispered to the Nurse
        And the Surgeon knew what he said,
And he grew pale at the Doctor's tale
        And trembled in his sick bed.

Now fetch me my brethren and fetch them with speed
        The Surgeon affrighted said,
The Parson and the Undertaker,
        Let them hasten or I shall be dead.

The Parson and the Undertaker
        They hastily came complying,
And the Surgeon's Prentices ran up stairs
        When they heard that their master was dying.

The Prentices all they entered the room
        By one, by two, by three,
With a sly grin came Joseph in,
        First of the company.

The Surgeon swore as they enter'd his door,
        'Twas fearful his oaths to hear, —
Now send these scoundrels to the Devil,
        For God's sake my brethren dear.

He foam'd at the mouth with the rage he felt
        And he wrinkled his black eye-brow,
That rascal Joe would be at me I know,
        But zounds let him spare me now.

Then out they sent the Prentices,
        The fit it left him weak,
He look'd at his brothers with ghastly eyes,
        And faintly struggled to speak.

All kinds of carcasses I have cut up,
        And the judgment now must be —
But brothers I took care of you,
        So pray take care of me!

I have made candles of infants fat
        The Sextons have been my slaves,
I have bottled babes unborn, and dried
        Hearts and livers from rifled graves.

And my Prentices now will surely come
        And carve me bone from bone,
And I who have rifled the dead man's grave
        Shall never have rest in my own.

Bury me in lead when I am dead,
        My brethren I intreat,
And see the coffin weigh'd I beg
        Lest the Plumber should be a cheat.

And let it be solder'd closely down
        Strong as strong can be I implore,
And put it in a patent coffin,
        That I may rise no more.

If they carry me off in the patent coffin
        Their labour will be in vain,
Let the Undertaker see it bought of the maker
        Who lives by St. Martin's lane.

And bury me in my brother's church
        For that will safer be,
And I implore lock the church door
        And pray take care of the key.

And all night long let three stout men
        The vestry watch within,
To each man give a gallon of beer
        And a keg of Holland's gin;

Powder and ball and blunder-buss
        To save me if he can,
And eke five guineas if he shoot
        A resurrection man.

And let them watch me for three weeks
        My wretched corpse to save,
For then I think that I may stink
        Enough to rest in my grave.

The Surgeon laid him down in his bed,
        His eyes grew deadly dim,
Short came his breath and the struggle of death
        Distorted every limb.

They put him in lead when he was dead
        And shrouded up so neat,
And they the leaden coffin weigh
        Lest the Plumber should be a cheat.

They had it solder'd closely down
        And examined it o'er and o'er,
And they put it in a patent coffin
        That he might rise no more.

For to carry him off in a patent coffin
        Would they thought be but labour in vain,
So the Undertaker saw it bought of the maker
        Who lives by St. Martin's lane.

In his brother's church they buried him
        That safer he might be,
They lock'd the door and would not trust
        The Sexton with the key.

And three men in the vestry watch
        To save him if they can,
And should he come there to shoot they swear
        A resurrection man.

And the first night by lanthorn light
        Thro' the church-yard as they went,
A guinea of gold the sexton shewed
        That Mister Joseph sent.

But conscience was tough, it was not enough
        And their honesty never swerved,
And they bade him go with Mister Joe
        To the Devil as he deserved.

So all night long by the vestry fire
        They quaff'd their gin and ale,
And they did drink as you may think
        And told full many a tale.

The second night by lanthorn light
        Thro' the church-yard as they went,
He whisper'd anew and shew'd them two
        That Mister Joseph sent.

The guineas were bright and attracted their sight
        They look'd so heavy and new,
And their fingers itch'd as they were bewitch'd
        And they knew not what to do.

But they waver'd not long for conscience was strong
        And they thought they might get more,
And they refused the gold, but not
        So rudely as before.

So all night long by the vestry fire
        They quaff'd their gin and ale,
And they did drink as you may think
        And told full many a tale.

The third night as by lanthorn light
        Thro' the church-yard they went,
He bade them see and shew'd them three
        That Mister Joseph sent.

They look'd askance with eager glance,
        The guineas they shone bright,
For the Sexton on the yellow gold
        Let fall his lanthorn light.

And he look'd sly with his roguish eye
        And gave a well-tim'd wink,
And they could not stand the sound in his hand
        For he made the guineas chink.

And conscience late that had such weight,
        All in a moment fails,
For well they knew that it was true
        A dead man told no tales,

And they gave all their powder and ball
        And took the gold so bright,
And they drank their beer and made good cheer,
        Till now it was midnight.

Then, tho' the key of the church door
        Was left with the Parson his brother,
It opened at the Sexton's touch —
        Because he had another.

And in they go with that villain Joe
        To fetch the body by night,
And all the church look'd dismally
        By his dark lanthorn light.

They laid the pick-axe to the stones
        And they moved them soon asunder.
They shovell'd away the hard-prest clay
        And came to the coffin under.

They burst the patent coffin first
        And they cut thro' the lead,
And they laugh'd aloud when they saw the shroud
        Because they had got at the dead.

And they allowed the Sexton the shroud
        And they put the coffin back,
And nose and knees they then did squeeze
        The Surgeon in a sack.

The watchmen as they past along
        Full four yards off could smell,
And a curse bestowed upon the load
        So disagreeable.

So they carried the sack a-pick-a-back
        And they carv'd him bone from bone,
But what became of the Surgeon's soul
        Was never to mortal known.