Левин, Левин, ты суров, / Мы без дров, / Ты ж высчитываешь триста / Мерзких ленинских рублей / С каталей / Виртуозней даже Листа. В пятисотенный альбом / Я влеком / И пишу строфой Роснара, / Но у бледных губ моих / Стынет стих / Се...
Лежал истомленный на ложе болезни / (Что горше, что тягостней ложа болезни?), / И вдруг загорелись усталые очи, / Он видит, он слышит в священном восторге - / Выходят из мрака, выходят из ночи / Святой Пантелеймон и воин Георгий. Вот речь начинает святой Пантелеймон / (Так сладко, когда...
Лето было слишком знойно, / Солнце жгло с небесной кручи, - / Тяжело и беспокойно, / Словно львы, бродили тучи. / В это лето пробегало / В мыслях, в воздухе, в природе / Золотое покрывало / Из гротесок и пародий. / Точно кто-то, нам знакомый, / Уходил к пределам рая, / А за ним с...
Лишь черный бархат, на котором / Забыт сияющий алмаз, / Сумею я сравнить со взором / Ее почти поющих глаз. Ее фарфоровое тело / Томит неясной белизной, / Как лепесток сирени белой / Под умирающей луной. Пусть руки нежно-восковые, / Но кровь в них так же горяча, / Как перед образом ...
Луна восходит на ночное небо / И, светлая, покоится влюбленно. По озеру вечерний ветер бродит, / Целуя осчастливленную воду. О, как божественно соединенье / Извечно созданного друг для друга! Но люди, созданные друг для друга, / Соединяются, увы, так редко.
Луна плывет, как круглый щит / Давно убитого героя, / А сердце ноет и стучит, / Уныло чуя роковое. Чрез дымный луг и хмурый лес, / И угрожающее море / Бредет с копьем наперевес / Мое чудовищное горе. Напрасно я спешу к коню, / Хватаю с трепетом поводья / И, обезумевший, гоню / Ег...