Содержание

Translations

Keď som bol zaľúbený (a to som
vždy - do arómy, do ženy či do slov),
vyhovieť som chcel svojim kapricom,
hriešnym jak chúťky rímskych svätých otcov.

Najal som si byt s jedným oblokom,
kde chradla šička nad šijacím strojom,
kde zjavne býval vypĺznutý gnóm,
ktorý sa živil rybami a lojom.

Stôl som dal k stene, na vrch kredenca
som porozkladal almanachy Znanie,
fotky - pri nich aj srdce neverca
vo chvíli spravodlivým hnevom vzplanie.

Vošla dnu, vyrovnaná, v očiach jas,
potom sa zastavila užasnuto.
Od fiakrov sa začal oblok triasť
a budík tikal monotónne kruto.

Povedal som jej: «Moja kráľovná,
viete byt' krásna ako žiadna iná,
jak vtáča na ruži ste čarovná,
vaša láska je hudba pianína.

Boh lásky, básnik nadoblačných mét,
mal pri vás nezvyčajne štedrú ruku,
niet takých jak vy»… Ako odpoveď
mi zakývala pierkom na klobúku.

Pokračoval som (starý verklikár
za stenou spustil obohrané znelky):
«Chcel by som spoznať vašu druhú tvár,
tvár bohom zabudnutej učiteľky.

Šepli by ste mi: 'Patrím tebe len,'
či: 'Príď len, chcem ťa zohriať od objatí.'
Och, sladko chladí hrubá bielizeň,
slzy a dávno obnosené šaty.

Tu zopár drobných: máte chorú mať
či chýbajú vám šaty na slávnosti…
Ach, aká nuda, chcem sa zabávať
sám so sebou a s vami bez milosti…»

Zažmúrila a ako odpoveď
vstala - v očiach svit zloby, utrpenia:
«Výstižné, že ste básnik, poznať hneď,
no ja len na minútku, dovidenia.»

Dnes som už múdrejší, krásavice,
len skúste ku mne prísť a uvidíte
voňavku, kvety, staré náušnice,
obrázky od Beardsleyho, v dreve ryté.

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Когда я был влюблен…» на словацкий язык.

Когда я был влюблен…

Когда я был влюблен (а я влюблен
Всегда — в поэму, женщину иль запах),
Мне захотелось воплотить свой сон
Причудливей, чем Рим при грешных папах.
Я нанял комнату с одним окном,
Приют швеи, иссохшей над машинкой,
Где, верно, жил облезлый старый гном,
Питавшийся оброненной сардинкой.
Я стол к стене придвинул; на комод
Рядком поставил альманахи «Знанье»,
Открытки — так, чтоб даже готтентот
В священное б пришел негодованье.
Она вошла спокойно и светло,
Потом остановилась изумленно,
От ломовых в окне тряслось стекло,
Будильник тикал злобно-однотонно.
И я сказал: «Царица, вы одни
Сумели воплотить всю роскошь мира,
Как розовые птицы — ваши дни,
Влюбленность ваша — музыка клавира.
Ах! Бог любви, загадочный поэт,
Вас наградил совсем особой меткой,
И нет таких, как вы…» Она в ответ
Задумчиво кивала мне эгреткой.
Я продолжал (и резко за стеной
Звучал мотив надтреснутой шарманки):
«Мне хочется увидеть вас иной,
С лицом забытой Богом гувернантки;
И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“,
Или еще: „Приди в мои объятья“.
О, сладкий холод грубого белья,
И слезы, и поношенное платье».
А уходя, возьмите денег: мать
У вас больна, иль вам нужны наряды…
…Мне скучно всё, мне хочется играть
И вами, и собою, без пощады…»
Она, прищурясь, поднялась в ответ,
В глазах светились злоба и страданье:
«Да, это очень тонко, вы поэт,
Но я к вам на минуту… до свиданья!»

Прелестницы, теперь я научён,
Попробуйте прийти, и вы найдете
Духи, цветы, старинный медальон,
Обри Бердслея в строгом переплете.