灵魂与躯体

城市上方，寂夜在游荡
每一次簌簌声响渐渐消逝，
而你，灵魂，你完全沉寂，
宽恕吧，上帝，大理石般的灵魂。

远方的竖琴仿佛在响彻，
我的灵魂向我回答：
“我究竟是为什么张开，
在被人藐视的人身上的视线。”

狂妄的我瞥了一眼自己的家，
被瞄准的华美，朝向另外的人。
地球成为了我的中心，
被锁住的苦役犯的目标是谁。

啊，我痛恨着爱情－
痛恨使你遭受折磨的，
一次又一次袭来的病痛，
别人的世界对我而言，是严整的，极美的。

倘若还有什么与我相关
是往昔岁月，是行星轮舞中闪烁，
我的坚实的盾牌，真是一场不幸，
寒冷的、轻蔑的不幸。

金色的余晖中，日落如一抹铜锈，
锈斑被朵朵白云覆盖，
而此时我这样述说：
“在所有高呼的灵魂中给出答复。”

简单淳朴的往事，伴着热血，
这般对我答道：
“我并不知道它是什么本质，
只是知道，它叫爱情。

我喜欢溅起海水的波浪，
聆听苍鹰的嗥叫，
我喜欢骑着一匹未驯服的野马
疾驰在郁葱的叶蒿牧场上。

我还喜欢女人……当我双眼
垂下来，扫视着她，
我酩酊大醉，仿佛暴风雨接近，
又宛如喝下圣水一般。

但是我为了所有的忧愁、快乐和妄想，
将一切东西举起，企盼着全部，
如男人应当做的，我因为
无从更改的、最后的覆灭而啜泣。”

当上帝的言语高高在上
一只牝熊闪着光芒，
灵魂带着问题出现在我身前，
“你是那个探问者吗？”

我的目光微微抬高，投向灵魂
温和地回答着他鲁莽的问题：
“您问我，莫非只要明月升起，
那只有个性的公狗就会吼叫？

莫非您是要审问我，
在一瞬间审问我的是谁－
期限从开天辟地之日算起，
到世界末日结束？

审问我，是谁，是世界树，
家谱的顶端萌发七个主教
与为了像碎粒一般的眼睛，
为了陆地的田野和安乐的土地？

我是那个沉睡着的，逃离深渊的
他的名字无从说出，
而您－您只是羸弱的、睡梦的倒影，
奔向创作的那些日子！”

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Душа и тело» на китайский язык.

Душа и тело

Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь,
Помилуй, Боже, мраморные души.

И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
— Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле?

— Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.

— Ах, я возненавидела любовь,
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.

— И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе. —

Закат из золотого стал как медь,
Покрылись облака зеленой ржою,
И телу я сказал тогда: — Ответь
На всё провозглашенное душою. —

И тело мне ответило мое,
Простое тело, но с горячей кровью:
— Не знаю я, что значит бытие,
Хотя и знаю, что зовут любовью.

— Люблю в соленой плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.

И женщину люблю… Когда глаза
Ее потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.

— Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.

Когда же слово Бога с высоты
Большой Медведицею заблестело,
С вопросом, — кто же, вопрошатель, ты? —
Душа предстала предо мной и тело.

На них я взоры медленно вознес
И милостиво дерзостным ответил:
— Скажите мне, ужель разумен пес
Который воет, если месяц светел?

— Ужели вам допрашивать меня,
Меня, кому единое мгновенье
Весь срок от первого земного дня
До огненного светопреставленья?

— Меня, кто, словно древо Игдразиль,
Пророс главою семью семь вселенных,
И для очей которого, как пыль,
Поля земные и поля блаженных?

— Я тот, кто спит, и кроет глубина
Его невыразимое прозванье:
А вы, вы только слабый отсвет сна,
Бегущего на дне его сознанья!