Содержание

Translations

I.

Kalter Dämmrung silberner Schein
wirft sein Licht auf das Firmament;
in das Marmara-Meer hinein
sich das Schiff durch die Enge zwängt.
Und die Boote tanzen umher
den Delphinen gleich rings im Rund;
von dem frischen, salzigen Meer
ist voll Salz dein fröhlicher Mund.
Wie die Mähne des Löwen braun
ragen hoch drei Felsen empor.
Diese Prinzeninseln — sie schaun
aus dem tiefblauen Dunst hervor.
Durch das Wasser glänzt Bernstein her
und Korallenwald, rot wie Blut.
Oder sank vom Himmel ins Meer
tief der Dämmrung rosige Glut?
«Nein, der roten Medusen Schwarm,
der vorbeizieht am Schiff, ist's nur.»
Ein Franzose sprach's, der voll Charme
immerfort dir machte die Cour.
Schau, er stellt sich schon wieder ein
und die Hand küßt er wieder dir.
Doch kann Eifersucht in mir sein?
Nein, zu stark ist Liebe in mir…
Schlief ich doch, da du schliefst zur Nacht,
auch für einen Augenblick nicht.
Ich sah immer die weiße Pracht
deiner Brust, die dem Kelche glich.
Und die uralte Bahn ziehn wir,
die die Zugvögel fröhlich ziehn.
Nicht im Schlaf, sondern wach ziehn wir
zu dem Goldland der Märchen hin.

II.

Dort sind Masten, Rahen zuhauf;
Häuser fliehn herab von den Höhn.
Der Piräus ragt vor uns auf,
er, Athens alter Kapitän.
Keuche, Zug, auf den Berg hinauf!
Klirre, Wagen, und knirsche laut!
Endlich endete unser Lauf
unter Himmeln, uns längst vertraut.
Juliregen fällt hin aufs Land,
deinen Schleier mit Perlen deckt.
Des Olivenhains feinen Rand
uns die Ferne entgegenstreckt.
In Athen sind wir. Gehn wir schnell
diese Pfade, den Fels empor!
Hinter Pappelreihen ragt hell
eines Tempels Marmor hervor,
des Athenatempels. Zuvor
warest du noch nicht gänzlich mein.
In den Spalt wirf den Louisdor,
und so stark wie ich wirst du sein.
Daß kein Schmerz ist auf dieser Welt,
wirst du sehn, und auch Schrecken nicht.
Von den freisten Kometen fällt
in dein Herz ein göttliches Licht.
Doch zu zweit werden eins wir sein,
von dem Licht des Abends umglänzt,
und die Göttin aus Marmorstein,
die den Speer trägt, zum Ruhm uns kränzt.

III.

Nach Port-Said lockt Möwengeschrei,
Wind trug Glut aus den Wüsten her.
Rechts liegt Kreta — wir fahr'n vorbei —
links bleibt Rhodos zurück im Meer.
Da, die Lesseps-Mole, so breit,
und ein Lärm wie Bienengeschwirr.
Und der Häuser Weiß leuchtet weit;
in der Bucht tönt Stimmengewirr.
Etwas Wichtiges tun wir hier —
unser Tag wär' ohne das leer:
Vorm Hotel am Platz sitzen wir
vor Langusten, frisch aus dem Meer.
Es kann nichts so wohlschmeckend sein,
wie ihr rosaner Schwanz es ist,
wenn mit Saft der Felder vom Rhein
seine Würze man übergießt.
Warmer Abend. Der Lärm verklingt,
und die Häuser hüllt Schatten ein.
Über Plätze, die ruhig sind,
gehen nur wir beide allein.
Ich umschließe fest deine Hand;
von dem Schicksal erzähl' ich dir,
das so traumhaft uns zwei verband,
diesem Schicksal von dir und mir.
Ich entsinn' mich: In frührer Zeit
färbte schwarz sich des Mondes Licht,
und wir trennten uns, und von weit
zog zurück dich nur mein Gedicht.
Kaum erwacht Erinnrung — da stehn
schlanke Palmen nicht mehr umher,
nicht mehr sprudelt der Quell, wir sehn
nicht das Schiff, das südlich fährt, mehr.
Es ist Petersburgs böse Nacht.
Meine Fedel halt' ich. Mein Herz
trauert einsam. Niemand vermag
mir zu helfen im tiefsten Schmerz.
Mit den Versen weint das Papier;
vielleicht liest du nie mein Gedicht…
Warum glaubtest du, was von mir
öde Lüge der Menschen spricht?
Nein, in Liebe, die ewig währt,
lieb' ich das, was dein Sang tat kund,
und ein tödlicher Schmerz verzehrt
mich um deinen blühenden Mund.
Gift der Liebe, das mich zerfrißt;
Schmach des Traums! Nichts kann deutlich sein.
Ist es wahr, daß du grausam bist,
oder bist du zärtlich und mein?

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Сентиментальное путешествие» на немецкий язык.

Сентиментальное путешествие

I

Серебром холодной зари
Озаряется небосвод,
Меж Стамбулом и Скутари
Пробирается пароход.
Как дельфины, пляшут ладьи,
И так радостно солоны
Молодые губы твои
От соленой свежей волны.
Вот, как рыжая грива льва,
Поднялись три большие скалы —
Это Принцевы острова
Выступают из синей мглы.
В море просветы янтаря
И кровавых кораллов лес,
Иль то розовая заря
Утонула, сойдя с небес?
Нет, то просто красных медуз
Проплывает огромный рой,
Как сказал нам один француз, —
Он ухаживал за тобой.
Посмотри, он идет опять
И целует руку твою…
Но могу ли я ревновать, —
Я, который слишком люблю?..
Ведь всю ночь, пока ты спала,
Ни на миг я не мог заснуть,
Все смотрел, как дивно бела
С царским кубком схожая грудь.
И плывем мы древним путем
Перелетных веселых птиц,
Наяву, не во сне плывем
К золотой стране небылиц.

II

Сеткой путанной мачт и рей
И домов, сбежавших с вершин,
Поднялся перед нами Пирей,
Корабельщик старый Афин.
Паровоз упрямый, пыхти!
Дребезжи и скрипи, вагон!
Нам дано наконец прийти
Под давно родной небосклон.
Покрывает июльский дождь
Жемчугами твою вуаль,
Тонкий абрис масличных рощ
Нам бросает навстречу даль.
Мы в Афинах. Бежим скорей
По тропинкам и по скалам:
За оградою тополей
Встал высокий мраморный храм,
Храм Палладе. До этих пор
Ты была не совсем моя.
Брось в расселину луидор —
И могучей станешь, как я.
Ты поймешь, что страшного нет
И печального тоже нет,
И в душе твоей вспыхнет свет
Самых вольных Божьих комет.
Но мы станем одно вдвоем
В этот тихий вечерний час,
И богиня с длинным копьем
Повенчает для славы нас.

III

Чайки манят нас в Порт-Саид,
Ветер зной из пустынь донес,
Остается направо Крит,
А налево милый Родос.
Вот широкий Лессепсов мол,
Ослепительные дома.
Гул, как будто от роя пчел,
И на пристани кутерьма.
Дело важное здесь нам есть —
Без него был бы день наш пуст —
На террасе отеля сесть
И спросить печеных лангуст.
Ничего нет в мире вкусней
Розоватого их хвоста,
Если соком рейнских полей
Пряность легкая полита.
Теплый вечер. Смолкает гам,
И дома в прозрачной тени.
По утихнувшим площадям
Мы с тобой проходим одни,
Я рассказываю тебе,
Овладев рукою твоей,
О чудесной, как сон, судьбе,
О твоей судьбе и моей.
Вспоминаю, что в прошлом был
Месяц черный, как черный ад,
Мы расстались, и я манил
Лишь стихами тебя назад.
Только вспомнишь — и нет вокруг
Тонких пальм, и фонтан не бьет;
Чтобы ехать дальше на юг,
Нас не ждет большой пароход.
Петербургская злая ночь;
Я один, и перо в руке,
И никто не может помочь
Безысходной моей тоске.
Со стихами грустят листы,
Может быть ты их не прочтешь…
Ах, зачем поверила ты
В человечью, скучную ложь?
Я люблю, бессмертно люблю
Все, что пело в твоих словах,
И скорблю, смертельно скорблю
О твоих губах-лепестках.
Яд любви и позор мечты!
Обессилен, не знаю я —
Что же сон? Жестокая ты
Или нежная и моя?