Николай Гумилёв у Льва Гумилёва

теги: музей, Лев Гумилёв

1998 год… Какие ассоциации возникнут при упоминании этого года? А если еще и небольшая подсказка — месяц август? Ответ очевиден. Дефолт, паника, все, кажется, останавливается, благие намерения и планы летят в тартарары…

Дефолт катком прошелся и по всем сферам нашей жизни. Но нет правил без исключений. Об одном речь шла в апреле 2006 года на Международной конференции «Гумилёвские чтения», приуроченной к 120-летию со дня рождения Николая Гумилёва. Его трагическая судьба уже дала повод для написания не только «биографических романов» — увы, как правило, искажающих подлинную жизнь поэта, — но и фантастического романа-триллера.

Конференцию открыл доклад профессора, сотрудника Пушкинского Дома Юрия Зобнина «Издание полного собрания сочинений Н. С. Гумилёва (предварительные итоги)». «Предварительный итог» был вынесен на трибуну — 7 полновесных, вышедших под маркой Пушкинского Дома, томов. Из намеченных десяти. При чем же здесь дефолт? Все просто. Первые два тома Собрания вышли в 1998 году, третий сдан в набор… в августе 1998 года. Комментарии излишни. А если вспомнить обстановку в стране в додефолтные времена? Многие ли брались за долгосрочные, не сулящие большой выгоды издания?

Была полная уверенность, что издание на этом и остановится. Таких примеров множество. Наиболее яркий и грустный — вышедший в 1999 году 4-й том уникальной энциклопедии «Русские писатели. 1800-1917». До Пушкина не добрались. Гумилёву и Ахматовой — повезло. Но скольких следующих в алфавитном списке писателей мы недосчитались… Может, свершится чудо и издание продолжится? Хочется в это верить.

Однако речь об одном из «везунчиков». Определение рискованное, если вспомнить оборванную жизнь Николая Гумилёва, расстрелянного в 21-м году, да и судьбу его книг при советской власти. Символично, что возвращение книг Поэта совпало с началом кардинальных изменений в стране. Условной точкой отсчета можно считать 1986 год — возвращение А. Д. Сахарова в Москву. Но это же и год 100-летия поэта, долгожданный приход его книг к читателю.

Уже после 1998 года были изданы новые тома Полного собрания Н. Гумилёва — все стихи, пьесы, проза и критика. На выходе — том писем, которому был посвящен второй доклад на конференции — профессора Бристольского университета (Великобритания) Майкла Баскера. Останется только 9-й том с переводами (очень увесистый) и заключительный, 10-й — крайне важный, со всеми указателями, дополнениями, исправлениями и полной «Хроникой жизни и творчества Николая Гумилёва». Таким образом, издание почти состоялось. Новые материалы, которые вошли и еще войдут в него, надеемся, поднимут интерес к Гумилёву — поэту и уникальной личности.

География состава участников конференции, которая продолжалась три дня, впечатляла. Своеобразный рекорд — один из докладчиков, молодой исследователь-филолог, специально прибыл из поселка Нерюнгри (Республика Саха Якутия), чтобы прочитать любопытный доклад о поэтике Н.Гумилёва. Сборник трудов конференции скоро выйдет. Замечательно, что конференция прошла в Санкт-Петербургском гуманитарном университете и среди ее слушателей было много студентов. Насильно никого не загоняли. Но встречи состоялись и за стенами учебных аудиторий — как в знаменитом «Фонтанном доме», так и в «домашней обстановке».

Для автора этих строк это был самой волнующий и одновременно настораживающий момент. «Домашняя обстановка» — квартира выдающегося русского ученого Льва Николаевича Гумилёва, где бывать приходилось неоднократно. Последний раз — за два месяца до смерти хозяина. Чаще встречались на старой коммунальной квартире, что на Большой Московской улице. Так бы и жить Льву Николаевичу в коммуналке, если бы не 100-летие матери, Анны Андреевны Ахматовой. Местные власти спохватились: приедут иностранцы и вдруг ненароком захотят побывать в гостях у ее «непутевого» сына? Он же живет в одной комнате, разделяя квартиру с соседом — тихим алкоголиком. У Льва Николаевича, кстати, с соседом были хорошие отношения. И вообще, самого ученого такая жизнь нисколько не смущала, для него коммуналка — просто хоромы после 20 лет лагерей, фронта… Почти насильно, о чем он сам мне говорил, его перевезли в отдельную квартиру на Коломенской улице. Здесь он вскоре заболел, практически доживал. В последнюю нашу встречу (я тогда ясно чувствовал, что она — последняя), он откровенно говорил, что сделал все, что хотел и должен был сделать, теперь можно уходить… Будь на то моя воля, я организовал бы мемориальный музей в старой коммуналке, где были написаны все основные работы Льва Николаевича. Разумеется, не считая тех мест, где они были задуманы и начаты, но в лагерях музей вряд ли возможен… Существовала и московская квартира его жены и преданного друга Натальи Викторовны в Новогиреево. Там он много работал, когда приезжал на лето. Судьба этой квартиры на Зеленом проспекте мне неизвестна.

Я опасался посещения квартиры-музея Л.Н. Гумилёва, так как не знал, кто стал ее «хозяином». Будем откровенны. Вокруг имени Льва Гумилёва, как при его жизни, так и после смерти, бушуют страсти. Важным было присутствие на прошедшей конференции известного ученого из Франции, историка и этнолога — профессора Европейского института иностранных языков в Париже, выходца из России Владимира Гудакова. Доклад его назывался скромно: «Восприятие идей Л.Н.Гумилёва зарубежной наукой». Более десяти лет пытается Гудаков пробить стену непонимания. На Западе, практически, не переведена ни одна работа Л.Гумилёва, что, конечно же мешало объективному восприятию его научных идей.

В старой коммуналке, когда Льва Гумилёва еще нигде не печатали, мы обсуждали с ним его научные взгляды и нападки на него. Он никогда не опускался до оправданий, относясь к сиюминутным и малопочтенным идеологическим играм с юмором. Не буду вдаваться в подробности, потому что пересказывать, что и как говорил Лев, — задача неблагодарная. Это помнят тысячи слушателей его лекций. Сам я впервые услышал Гумилёва в те времена, когда мы еще не были лично знакомы, на многодневной лекции в Доме культуры Курчатовского института в Москве. Заверяю, что Гумилёв достойно «сражался» с тысячной аудиторией не лезущих за словам в карман физиков. И при этом в зале царила полная гармония. Лев любил поспорить, но всегда выслушивал аргументы своих научных собратьев, соглашаясь или опровергая их. Но затевать спор по абсурдному обвинению в антисемитизме считал ниже своего достоинства. Так случилось, что несколько раз при моих визитах к нему беседа прерывалась телефонным разговором, иногда на час. Я невольно слышал (уйти было некуда — единственная комната в коммуналке) интереснейшие и яркие дискуссии — конечно, только одну из сторон. Потом Лев излагал суть своего спора с собеседником — академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым.

Теперь о квартире Льва Гумилёва… К счастью, мои опасения не оправдались. «Хозяйкой» дома оказалась очаровательная женщина, тридцать лет проработавшая с Львом Николаевичем на кафедре географического факультета Санкт-Петербургского университета, — Марина Георгиевна Козырева. Важно то, что Марина Георгиевна — жена сына знаменитого астронома Н. А. Козырева, с которым Лев долго сидел в лагере. Там они бурно обсуждали свои новые теории, проверяя их «на прочность». В доме Гумилёва все сохранилось так, как было при жизни ученого. И почти как в его коммунальной квартире, к обстановке которой он привык: кочующий за ним повсюду огромный старый письменный стол, подаренная Эрмитажем картотека и «антикварное кресло», принесенное давным-давно… с помойки. В дни конференции в квартире (мне трудно называть ее музеем-квартирой, хотя официально она является филиалом музея Ахматовой в «Фонтанном Доме») состоялось открытие выставки «Жизнь и творчество Н.С.Гумилёва». Все члены этой беспокойной семьи наконец-то оказались «за одним столом». Выставка интересна впервые представленными фотографиями экспедиции Николая Гумилёва в Абиссинию в 1913 году. Хотя это громко сказано. По заданию Академии наук в Африку отправились сам Николай Гумилёв и его юный племянник, «Коля маленький» — Николай Леонидович Сверчков. Фотографировали оба, но больше — «маленький». В основном это африканские зарисовки, портретов Николая Степановича немного, но они есть! Сразу и не узнаешь — типичный «африканец».

Но хозяин квартиры по-прежнему — сын, и речь там шла о нем. Были зачитаны письма из лагеря — о том, как рождалась «Теория этногенеза». В квартире на Коломенской я впервые увидел (Лев Николаевич при жизни мне ее не показывал) папку с многочисленными Приказами Верховного Главнокомандующего Сталина о награждении и вынесении благодарности «рядовому» (иногда — красноармейцу) Льву Николаевичу Гумилёву — за бои и взятие ряда германских городов, от Дойч-Кроне и Меркиш-Фридланда 11 февраля 1945 до Берлина 2 мая 1945 года… Немало, если учесть, что еще в 1944 он сидел в Туруханске и там попросился на фронт — сохранилась туруханская фотография для военного билета. Один документ (от 28. 10. 1945) очень примечателен:

«Рядовой Гумилёв Л.Н., находясь в в/ч полевая почта 26047, выполнил работу по вопросам тактики на материале истории части. Товарищ Гумилёв вполне справился с работой, показав умение ориентироваться в военных вопросах. Желательно дальнейшее привлечение тов. Гумилёва по работе над историей Отечественной войны». Ниже – подписи командования и печать.

Все это происходило на территории бывшей Пруссии, где начинал свою военную службу в Первую мировую войну «вольноопределяющийся рядового звания» Николай Гумилёв. Случайное совпадение или наследственная черта защищать свое отечество?

Сразу рекомендация привлечь Гумилёва к работе над историей Отечественной войны не была исполнена. В ноябре 1945 года он демобилизовался, восстановился на историческом факультете ЛГУ и через год блестяще защитил первую диссертацию. Позже Гумилёва, уже «остепененного» ученого, «привлекли», и он занялся-таки изучением истории — более древней и далеко к востоку от этих мест…

Хорошо, если бы устремления французского исследователя Владимира Гудакова оправдались, и во Франции узнали о трудах не до конца оцененного и на родине русского ученого Л.Н.Гумилёва. Лев Гумилёв во многом повторил судьбу своего отца — вспомним запись Ахматовой в ее записной книжке 1963 года: «Н.Гумилёв. Самый непрочитанный поэт ХХ века…» Вот и Лев Николаевич Гумилёв — еще далеко не понятый ученый того же ХХ века. Важно, что прошедшая в Санкт-Петербурге конференция объединила двух представителей ХХ века, носящих одну и ту же фамилию — Гумилёв. Есть единственное лекарство, чтобы избавиться от распространившейся по миру болезни «нежелания знать». НАДО издавать книги, издавать добросовестно, с комментариями, по возможности, без ошибок и домыслов.

Надеемся, в ближайшем будущем завершится издание первого полного Собрания сочинений Николая Гумилёва. В нем неизбежно будут и ошибки, и их придется исправлять. Главное — не допустить спекуляции громким именем Гумилёв — как поэта, так и ученого.