Моей прелестной царице…

Источник:
  • Встречи с прошлым : Сб. материалов Рос. гос. архива литературы и искусства. — Вып. 8. — М., 1996. —С. 310–321.
теги: Ахматова и Гумилёв, Анна Ахматова, посвящения

(Пометы А. А. Ахматовой на книгах Н. С. Гумилёва)

Эти книги были ею бережно хранимы всю жизнь. Воображаю, как прикасались к их страницам ее царственные пальцы, как следили по этим строкам ее строгие глаза, как чутье поэта то вылавливало драгоценные жемчуга, то отмечало поэтические аналоги, как волновалась памятью «огромной трагической любви» душа женщины. (Эти слова взяты из ее записной книжки с набросками воспоминаний. См.: ф. 13, оп. 1, ед. хр. 114, л. 37.)

Три томика были подарены в пору их любви.

Тоненький, в бумажном темно-фиолетовом переплете сборник — «Романтические цветы», изданный в 1908 году в Париже, с посвящением, отпечатанным среди торжественной желтоватости плотного листа: «Посвящается Анне Андреевне Горенко», и с дарственной надписью — мелкими коричневыми буквами на первом листе: «Моей прелестной царице и невесте как предсвадебный подарок предлагаю эту книгу. Н. Гумилёв».

Сколько раз перелистывалась эта книга потом, и на страницах еще и еще появлялись пометы ее карандаша. На титульном листе — время создания стихов: 1905–1907, уточнен и момент издания — февраль 1908 года. Датированы почти все стихи этого сборника, указано место их написания, отдельные строки подчеркнуты, кое-где на полях видим: «Эдгар По», чаще — «Бодлер». Многие пометы стерты, но при современных средствах восстановления текстов их можно прочесть.

Вторая книга — «Жемчуга» — с экзотичным рисунком Д. Н. Кардовского на обложке (леопарды, восточные красавицы) вышла в издательстве «Скорпион» в Москве в 1910 году с посвящением: «Моему учителю Валерию Брюсову». На титульном листе — надпись Гумилёва:

«Анне Горенко
Кесарево кесарю
автор»

А ниже, слева — карандашная помета Ахматовой: «1910-ый год. Киев. Апрель». Видимо, тогда Гумилёв подарил ей эту книгу.

Здесь записи Ахматовой более пространны, она не только датирует стихи и называет место их написания, но указывает их первую публикацию и местонахождение автографа. По-прежнему ею отмечены поэтические аналоги (Гомер, Блок, Бодлер, И. Анненский), указаны адресаты стихов, варианты отдельных строф, помечено, где читаны автором эти стихи.

Третья книга — «Чужое небо» (СПб.: Аполлон, 1912). Она переплетена позже: при обрезке верхнего поля пострадала дарственная надпись Гумилёва. По остаткам букв можно угадать первые два слова верхней строки: «Анне Ахматовой». Ниже строки сохранились: «Здесь все то же, то же, что и прежде…»

«Был светел я взятый ею
И пивший ее отравы…»
«Как будто темное сердце
Алым горит огнем…
Н. Гумилёв»

Николай Степанович цитирует строки из стихов Ахматовой осени 1911 – весны 1912 года, намеренно заменяя во второй строке «он» на «я» («Здесь все то же…», «Любовь покоряет обманно…», «Похороны»). Лик любви отразился в двух поэтических зеркалах.

Помета Ахматовой на этом листе: «1912 после Италии». Видимо, после их совместной поездки в Италию была сделана эта надпись Гумилёвым. На следующем листе уточнена дата издания: «1912, март», а далее: «1-ый экз. мы получили во Флоренции. 1912. А.»

Кроме этих трех книг с дарственными надписями Гумилёва в архиве Ахматовой сохранились еще 8 его книг с ее пометами:

«Колчан» (М.; Пг.: Альциона, 1916).

«Романтические цветы» (СПб.: Прометей, 1918).

«Жемчуга» (СПб.: Прометей, 1918) — с пометой Ахматовой на авантитуле — «куплено 1 сент. 1924 в Александровском Рынке».

«Огненный столп» (СПб.: Petropolis, 1921). На авантитуле напечатано: «Экземпляр Анны Андреевны Ахматовой».

«Мик. Африканская поэма» (Пг.: Мысль, 1922).

«Фарфоровый павильон. Китайские стихи» (Пг.: Мысль, 1922).

«Тень от пальмы. Рассказы» (Пг.: Мысль, 1922).

«Стихотворения. Посмертный сборник» (Пг.: Мысль, 1923).

Сохранилась также книга стихов Т. Готье «Эмали и камеи» в переводе Гумилёва с пометой Анны Андреевны: «Анна Ахматова. 13 ноября 1924. Спб.» и книга Т. Готье «Избранные стихи» в переводе Вс. Рождественского с вступительной статьей Н. С. Гумилёва и с дарственной надписью переводчика: «Дорогой Анне Ахматовой с большой любовью и гордостью. Вс. Рождественский 1923. Начало весны. Петербург».

Из записных книжек Ахматовой известно, что после смерти Гумилёва она собирала воспоминания о нем и, видимо, его книги, стремясь отыскать все издания, выверяла и комментировала тексты, устанавливала даты написания и первой публикации стихов. К этой работе Анна Андреевна возвращалась и в более поздние годы: на книгах пометы разного времени. Известно, что и в 1960-е годы Ахматова делала наброски воспоминаний о Гумилёве, комментировала его стихи (Записные книжки. Ф, 13, оп. 1, ед. хр. 110, 114).

Богатство материала ошеломляет. В публикации трудно отдать предпочтение какой-то одной теме: варианты стихотворений Гумилёва? Датировка стихов? Поэтические аналоги? Адресаты лирических стихов? Или те крупицы воспоминаний Анны Андреевны, которые — в пометах на полях, в указаниях места и времени написания стихов, даже в подчеркиваниях ее проскальзывают? Они словно образуют тонкую цепочку следов ее памяти, прошедшей по их общему пути.

Я попыталась расположить эти пометы в хронологическом порядке событий.

Итак, 1905 год, Царское Село.

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер…
И увидел там деву с печальным лицом…
Люцифер подарил мне шестого коня —
И Отчаянье было названье ему.

(Романтические цветы. 1918. С. 8–9)

Это — начало любви и страданий Гумилёва. Они оба совсем юны, оба живут в Царском Селе. Ахматова комментирует это стихотворение: «1905 Ц[арское] С[ело]. Из поэмы «Сказка о королях»; напечат[ано] в «Пути конквистадоров». И помечает его буквой «А» как связанное с нею.

Первая встреча юных Ахматовой и Гумилёва была в 1903 году, в «рождественский сочельник», о ней вспоминала поэтесса в своих стихах:

В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, видно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый.

(Ахматова А. А. Соч.: В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 68.)

История раннего периода этой любви в духе романтической автобиографии Данте «Новая жизнь» отражена Гумилёвым в трех новеллах «Радости земной любви», посвященных им Анне Андреевне Горенко (Тень от пальмы. С. 5–12). Ахматова указывает дату и место их создания — 1907 год, Париж. Текст новелл пестрит ее подчеркиваниями и пометами, свидетельствующими о реальной основе этой романтической истории.

«Я расскажу… о любви благородного Гвидо Кавальканти к стройной Примавере…» Вот первый поцелуй руки, когда Примавера сделала вид, что уронила кольцо: «И, когда он нагнулся, рука, тонкая, нежная, с бледно-голубыми жилками будто случайно скользнула по его лицу, но на миг задержалась у губ». Ахматова на полях помечает: «колечко с рубином». У Кавальканти появляется соперник, венецианец, сочиняющий бездарные стихи. Раздражение и ревность Кавальканти описываются очень живо: «сонет этого высокомерного глупца, где воспевалась ее красота в выражениях напыщенных и смешных». Ахматова помечает; «о глагольных рифмах». Видимо, у «венецианца» был реальный прототип.

Кавальканти решает «уехать навсегда в далекие страны или просто ударом стилета оборвать печальную нить своей жизни». Помета Ахматовой: «Пасха 1905». Видимо, дата объяснения между ними.

Гумилёв действительно уезжает в 1906 году в «далекие страны», в Париж, для занятий в Сорбонне.

Маленький цикл стихотворений «Беатриче» (Жемчуга. 1910. С. 75–78). Первое из них Ахматова датирует осенью 1906 года, остальные — 1907 годом и помечает «А. А. Г.» (Анна Андреевна Горенко). У строфы:

Странная белая роза
В тихой вечерней прохладе,
Что это? Снова угроза
Или мольба о пощаде? —

она пишет: «Мое первое письмо осенью 1906 г. в Париж».

Стихотворение «Что ты видишь во взоре моем» (Романтические цветы. 1908. С. 11–12) Ахматова датирует 1907 годом и напротив строфы:

Только тот, кто с тобою, царица,
Только тот вспоминает о нем,
И его голубая гробница
В затуманенном взоре твоем… —

пишет: «на карточке в 1907 г. из Парижа».

Летом 1907 года, когда Анна Андреевна была в Севастополе, Гумилёв приезжал к ней из Парижа и уговаривал уехать с ним…

Стихотворение «Царица иль, может быть, только печальный ребенок» в сборнике «Романтические цветы» (1918) так и называется «Отказ» (с. 23).

И голос хрустальный казался особенно звонок,

Когда он упрямо сказал роковое «не надо».

Ахматова помечает после этих строк в сборнике «Романтические цветы» (1908): «лето 1907, Севастополь», а в одноименном сборнике 1918 года: «1907 г., с дороги Конст[антинополь] – Марсель». Видимо, стихотворение было прислано в Севастополь возвращающимся в Париж поэтом.

Гумилёв уезжает в свое первое путешествие в Африку (1907).

Впоследствии в стихотворении «Эзбекие» (Костер. СПб.: Гиперборей, 1918) он писал:

Как странно — ровно десять лет прошло
С тех пор, как я увидел Эзбекие,
Большой каирский сад, луною полной
Торжественно в тот вечер освещенный.

Я женщиною был тогда измучен,
И ни соленый, свежий ветер моря,
Ни грохот экзотических базаров,
Ничто меня утешить не могло.
О смерти я тогда молился Богу
И сам ее приблизить был готов.
Но этот сад, он был во всем подобен
Священным рощам молодого мира…

И, помню, я воскликнул: «Выше горя
И глубже смерти — жизнь!..»

Он возвратился в Париж, наверное, более сильным, обретшим в себе самом опору, а также то мужество и стойкость, которые были свойственны ему до конца жизни. Женщина не могла этого не почувствовать и не оценить.

Стихи его обрели другую поступь: «Сады души моей всегда узорны», «Озеро Чад», помеченные Ахматовой — «мне», уже иные по интонации.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв,
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф…

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

(Романтические цветы. 1908. С. 47–53)

Эти мотивы свойственны и прозе Гумилёва того времени. В новелле «Принцесса Зара» (Тень от пальмы. 1922. С. 13–19) мы легко узнаем прототип нарисованного им портрета: «Принцесса Зара, вся закутанная в шелка, сидела на низкой и широкой тахте. Казалось, не для любви, а для чего-то высшего были созданы ее неподвижные, точно из коралла вырезанные губы, слишком тонкий стан и прекрасные глаза с их загадочно-печальным взглядом…» (подчеркнуто Анной Андреевной). Так и видишь набросок портрета Ахматовой работы Модильяни.

В 1908 году в Париже выходит сборник стихотворений Гумилёва «Романтические цветы», на котором мы уже прочли слово «невеста».

Стихи 1908–1909 года (по датировке Ахматовой), связанные с нею: «Рощи пальм и заросли алоэ», «Молитва», «Царица», «Семирамида», «Озера», «Это было не раз», «Ты помнишь дворец великанов» — полны глубокой страсти и непрерывного противоборства двух незаурядных личностей:

Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернешься покорной.

(Жемчуга, 1910. С. 70)

Множество маленьких деталей их жизни рассыпано на полях произведений этих лет.

Стихотворение «Старина»:

Вот парк с пустынными опушками,
Где сонных трав печальна зыбь…

(Жемчуга. 1918. С. 52)

Ахматова помечает: «(1909) первая поездка Н. С. в Слепнево» (тверское имение матери Гумилёва, которое Ахматова очень полюбила и провела там летние месяцы 1911–1917 годов).

Стихотворение «Царица» расцвечено восточной экзотикой: пустыня Гоби, Тимур… но вот строфа:

Был вечер тих. Земля молчала,
Едва вздыхали цветники,
Да от зеленого канала
Взлетая, реяли жуки…

(Жемчуга. 1910. С. 19–20)

На полях — помета Ахматовой: «Ц[арское] С[ело]».

Стихотворение «Ты помнишь дворец великанов»:

Как конь золотистый у башен,
Играя, вставал на дыбы,
И белый чепрак был украшен
Узорами тонкой резьбы.

Ты помнишь, у облачных впадин
С тобою нашли мы карниз,
Где звезды, как горсть виноградин,
Стремительно падали вниз?

(Жемчуга. 1918. С. 50–51)

У этих строф Анна Андреевна написала: «Шведская башня в Ц[арском] С[еле]», а позже в записных книжках вспоминала, что все это они действительно видели — вдвоем.

Стихи «Путешествие в Китай» (Жемчуга. 1918. С. 42–43) снабжены пометой: «Читал мне в Киеве осенью 09 г.». И еще множество маленьких черточек их жизни сохранили эти карандашные пометы на полях книг.

В апреле 1910 года состоялась их свадьба, а потом — путешествие в Париж. Наступает недолгое время гармонии.

Тебе, подруга, эту песнь отдам,
Я веровал всегда твоим стопам,
Когда вела ты, нежа и карая,
Ты знала все, ты знала, что и нам
Блеснет сиянье розового рая.

(Баллада // Чужое небо. С. 44–45)

Ахматова помечает это стихотворение: «10 г. Киев. Весна (17–24 апреля)».

Но уже осенью 1910 года появляются и другие мотивы в стихах Гумилёва:

Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь в четырех стенах…
Даже блеск ручья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…
И тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

(У камина // Там же. С. 50–51)

Ахматова пишет: «Прислано с дороги в Африку зимой 1910». Это было большое путешествие Гумилёва в Абиссинию.

Стихи Гумилёва 1911–1912 годов, посвященные жене, дышат то разладом, смятением, то глубокой душевной близостью; «Тот, другой», «Вечное», «Она», «Из логова змиева», «Укротитель зверей», «Отравленный», «Возвращение».

Я жду, исполненный укоров:
Но не веселую жену
Для задушевных разговоров
О том, что было в старину…

Я жду товарища, от Бога
В веках дарованного мне…

(Тот, другой // Там же. С. 16)

Знай, я больше не буду жестоким,
Будь счастливой, с кем хочешь, хоть с ним,
Я уеду далеким, далеким,
Я не буду печальным и злым.

(Отравленный // Там же. С. 48–49)

Строки эти подчеркнуты Ахматовой, а стихотворение датировано: «1911 г. Весна. Бульварная?» (улица в Царском Селе, где был их общий дом).

Ощущение трагического неблагополучия, боли, утраты живет в произведениях Гумилёва этих лет. В поэме «Блудный сын» (там же, с. 81–84) Ахматова двумя вертикальными чертами отмечает строки — беспощадный автопортрет Гумилёва:

Ты, Цинна, смеешься? Не правда ль, потешен
Тот раб косоглазый и с черепом узким?

1912 год. Совместная поездка в Италию. Быть может, попытка скрепить разрушающийся брак? Неудавшаяся попытка.

Стихотворение «Возвращение» (Колчан. С. 33–34), посвященное Анне Ахматовой. В нем путь в неизвестность и разлука, рок и сон:

Когда ж мы достигли стены Китая,
Мой спутник сказал мне: «Теперь прощай,
Нам разны дороги: твоя — святая,
А мне, мне сеять мой рис и чай».

Она поясняет: «Сон в Италии… Прислал мне в письме летом 1912 г. в Липки из Слепнева». (Липки — имение тетки Ахматовой И. Э. Змунчилла в Подольской губернии, где Анна Андреевна гостила, вернувшись из Италии.)

Но вот строки, где сказано все, без обиняков и иносказаний. Стихотворение рубежа, итога: «Пятистопные ямбы» (Колчан. С. 23–26):

Сказала ты, задумчивая, строго:
— Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может, самое себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя.

Ахматова помечает:«1912, Ц[арское] С[ело]» и подчеркивает эту дату, дату свершившегося разрыва.

В 1913 году Гумилёв уезжает в свое третье африканское путешествие. С дороги посылает письмо, повторяя свои прежние стихи:

Но что мне розовых харит
Неисчислимые услады?
Над морем встал хрустальный щит
Богини воинов Паллады.

(Возвращение Одиссея // Жемчуга. 1910. С. 54)

«Цитирует в письме ко мне 1913. Ахм.» — помета на сб. «Жемчуга» (1910); «Прислал в письме в Киев», — помета на сб. «Жемчуга» (1918, С. 77).

События 1914 года Гумилёв встретил как призыв под знамена Отечества. Его не испугали кровь, бедствия и грязь войны. Он ушел на фронт добровольцем.

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

(Наступление // Колчан. С. 55–56)

Ахматова комментирует: «1914. Осень. Восточн[ая] Пруссия: Прислал с фронта. Первое стихотворение о войне».

Мне вдруг почудилось, что нем,
Изранен, наг, лежу я в чаще,
И стал я плакать надо всем
Слезами радости кипящей.

(Счастие // Там же. С. 67–68)

Анна Андреевна помечает: «1915, СПб., Лазарет. Весна». По воспоминаниям и письмам современников в конце 1914 – начале 1915 года Гумилёв лечился в госпитале после контузии. Это подтверждает и следующая помета.

Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: — Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!

(Война // Там же. С. 9–10)

Ахматова пишет: «…Прислал с фронта 15. Я читала на вечере в Гор[одской] Думе при Н. С. в янв., февр. 1915».

Война для Гумилёва — ниспосланное испытание и подвиг во имя душевного обновления. Ахматова помечает: «религиозное возрождение» у следующих строк из «Пятистопных ямбов»:

И счастием душа обожжена
С тех самых пор; веселием полна
И ясностью, и мудростью, о Боге
Со звездами беседует она.

(Там же, с. 23–26)

Военная судьба привела Гумилёва на западный фронт, он добирается до Парижа, затем направляется в Лондон, хочет участвовать в боях на месопотамском фронте. В мае 1918 года, когда стало ясно, что это не удастся осуществить, он возвращается в Петроград. В этом же году, осенью, состоялся развод его с Ахматовой. Но они встречались не однажды. На полях стихотворения «Три мертвеца» (Стихотворения. С. 95–98) помета: «1917–18, Париж. Читал первый раз, вернувшись из-за границы перед Пасхой 1918».

Пометы Ахматовой на стихотворениях 1919–1921 годов («Мой час», «Память», «Слово», «Заблудившийся трамвай») словно высвечивают ноты трагической обреченности поэта.

Оставьте завтрашнюю тьму
Мне также встретить одному.

Эти строки стихотворения «Мой час» отчеркнуты ею вертикальной чертой (Стихотворения. С. 42–43).

Стихотворение «Заблудившийся трамвай» (Огненный столп. С. 36–38) датировано Ахматовой июнем 1920 года, а напротив строки: «Где же теперь твой голос и тело» помечено справа «Ахм.». Это почти прямая цитата из ее стихотворения «Умирая, томлюсь о бессмертьи» (1912):

А люди придут и зароют
Мое тело и голос мой…

Высказывались предположения, что обращение поэта к невесте «Машеньке» в этом стихотворении — отзвук его давней любви к рано умершей М. А. Кузьминой-Караваевой, но вполне обоснованным кажется и предположение, что в этих строках — зашифрованное обращение поэта к его первой жене.

Одно из последних стихотворений Гумилёва «Мои читатели» (Огненный столп. С. 58–60). Анна Андреевна его комментирует: «1921 (добавлено в корректуре)». Вертикальной чертой отмечены ею строки:

И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться
И уйти и не возвращаться больше.

Так отмечала она строки, в которых улавливала ноты, к ней относящиеся.

«Сероглазый король» ее стихов не возвратился. 1921 год был для Николая Степановича последним. Но Ахматова всю оставшуюся жизнь памятью возвращалась к нему. Тому свидетелями заметки на полях бережно хранимых книг, собранных ею в предчувствии его грядущей славы. Она писала: «Гумилёв — поэт еще не прочитанный и человек еще непознанный». (Записная книжка. 1965 г. Ф. 13, оп. 1, ед. хр. 114, л. 37.)

И вот время его прочтения и признания пришло.