4 сентября 1916 г.
Боже! Боже! Боже!
Я иду ... я встречаю Аню... да, Аню...
И она торопится на свидание с Гумилёвым. А потом нежданно встречаю их обоих.Он, кажется, улыбается. Но я презрительно прошмыгиваю, не глядя. Он ей писал о любви все лето...
(А она любит другого!). Он зовет ее в Америку... О! не в Египет!
Он просит ее... О, то же самое! Но она счастлива! Свободна! Любима! Любит! С письмами знаменитого поэта!..
Я пришла домой и глупо, по-детски, зарыдала; как глупая истеричка, кричала. Стыдно! Больно! Зло!
Он сейчас целует другую... Он! Эти руки! Ее! Эти губы!!!
Ей посвятил пьесу. Ей писал. О ней думал?!! А я???».
9 сентября.
Все это самоубийственно глупо. Его руки гладят другую. J’aime l’horreur d’être vierge (я ужас люблю быть девственной (фр.). — И. Т.). „Чистота — подавленная чувственность, и она прекрасна»...Ах, его слова!.. Но я не хочу жить, если его пальцы не коснутся моих рук больше!
12 сентября.
Вечер. Вчера шла в театр и думала: ровно неделю назад я их встретила. Что, если действительно они встречаются? (Я уже начала вести счет неделям чужого счастья, чужой любви. Больше ничего!)
15 сентября.
Татьяна Адамович открыла свою школу ритма. Громадные буквы на афишах... А Аня, верно, поступит к ней в школу. Сегодня как раз открытие. И Гумилёв будет иметь удовольствие видеть свою бывшую и свою настоящую любовь. Быть может, и жену Анну приведет для полного ансамбля. А обо мне забыл и думать...
18 сентября.
Ах! Сегодня ровно четыре месяца, как я была так счастлива (я в ресторане с ним пила вино и целовалась в это время).
22 сентября.
Гумилёв на войне? 4-го я его еще видела здесь, а теперь уже на фронте?!.. И пишет Ане? — Дрянь!
5 октября.
Проклятие! Гумилёв уже давно тут (мне сказала Лида), останется тут до Рождества. Он с Аней? С кем он? Сердце яростное, сердце глупое, молчи, молчи...
21 ноября.
Но вот Лида сказала, что Гумилёв под Ригой, на фронте. Злой! Любит другую! Целует другую! И обо мне и памяти нет... А я скучаю по тем рукам — о мой герцог Лотарингский!
24 ноября.
Письмо... от Ани... Она пишет: „Гумилёв пишет с фронта, я была очень вероломной по отношению к нему; но все же я его не очень, не очень люблю!..» Дрянь!
А все-таки она первая обратилась ко мне.
И за что это мне, Господи! Мы в один день с нею с ним познакомились; одинаково и очень обе ему понравились (это-то я наверное знаю); и вот — он пишет ей, а я забыта им, как снега прошлых зим, как зелень старых весен... за что, Господи? Нежной и страстной была я в его руках! Я не отдалась ему, правда, — но и она не его любовница, конечно?..
Мне — мелкие радости, мелкие печали, мелкие волнения, — а ей — любовь и письма прекрасного, великого, бурного поэта!..
27 ноября.
А Ане пишет любимый поэт, и ей жизнь улыбается.
30 ноября.
Он ей нравится. Хоть она и говорит — нет, как я. Он возил ее на острова в автомобиле, они ели в Астории икру и груши, приехал к ней в Вознесенск, и грозой, в беседке с настурциями, безумно целовал ее — как меня... Он посвящает ей стихи и посылает розы!.. Поет гимны ее телу, как моему тогда. Но она смеется: «В два дня он успел тебе наговорить столько, сколько мне в несколько месяцев!» Проклятие! О да! Проклятие!..
(Я ли не покорна судьбе, я ли в нее не верю, не молюсь?). Злые они! Ко мне! Боже! Боже!
Он спросил «жадно» Аню 28-го: „А видали ли вы Арбенину? Была ли Арбенина в студийном кружке?“ Но я — момент. Я — „очаровательный бесенок с порочными глазами“, как говорил он, и они — его любовь!.. Он предлагал развестись с Ахматовой и жениться на ней; он страшно ревнует ее к Рюрику. Они осенью катались, в музеи и концерты ходили, пока я томилась. И летом! О, эти письма!.. Он меня не любит! Забыл! Он хочет под Новый год быть с ней.
5 декабря.
Если он приедет на праздники и вместе с нею будет веселиться под Новый год, ее целовать — я умру. Да, я умру. Я не хочу, чтоб он любил ее больше меня!
9 декабря.
Скоро 1917 год... Что было в 1916-ом? Случайная веселая встреча в мае, — несколько счастливых буйных дней... Но я завидую. И тому, что я не могла ему позволить ехать за мной в Финляндию, — а к ней он приехал! И его письмам к ней, и стихам, и розам, — а главное — любви. И я вправе завидовать. Но я несчастна.
27 декабря.
Не на радость, а на горе я ей звоню! Незадолго до меня был ей звонок: он. Он просит уделить ему „10 минут“. Только что приехал с фронта...