Плыл Гумилёв по Босфору…
Плыл Гумилёв по Босфору
В Африку, страну чудес,
Думал о древних героях
Под широким шатром небес.
Обрываясь, падали звёзды
Тонкой нитью огня.
И каждой звезде говорил он:
«Сделай героем меня!»
Словно в аду, полгода
В Африке жил Гумилёв,
Сражался он с дикарями,
Охотился на львов.
Не раз ему гибель грозила
В пустыне, под «небом чужим».
Когда в Петербург он вернулся,
Друзья потешались над ним:
«Ах, Африка! Как экзотично!
Костры. негритянки, там-там.
Изысканные жирафы
И друг ваш гиппопотам».
Во фраке, немного смущённый,
Вошел он в сияющий зал
И даме в парижском платье
Руку поцеловал.
«Я вам посвящу поэму,
Я вам расскажу про Нил,
Я вам подарю леопарда,
Которого сам убил».
Колыхался розовый веер,
Гумилёв не нравился ей.
«Я стихов не люблю. На что мне
Шкуры диких зверей…»
Когда войну объявили,
Гумилёв ушел воевать.
Ушел. И оставил в Царском
Сына, жену и мать.
Он был среди храбрых храбрейшим.
И, может быть, оттого
Вражеские снаряды
И пули щадили его.
Но приятели косо смотрели
На Георгиевские кресты:
«Гумилёву их дать? Умора!»
И усмешка кривила рты.
«Солдатские по эскадрону
Кресты такие не в счет.
Известно — он дружбу с начальством
По пьяному делу ведет!»
Раз, незадолго до смерти,
Сказал он уверенно:
«Да. В любви, на войне и в картах
Я буду счастлив всегда!..
Ни на море, ни на суше
Для меня опасности нет…»
И был он очень несчастен,
Как несчастен каждый поэт.
Потом поставили к стенке
И расстреляли его.
И нет на его могиле
Ни креста, ни холма — ничего.
Но любимые им серафимы
За его прилетели душой,
И звезды в небе пели:
«Слава тебе, герой!»