Содержание

Акмеизм

Язык как основной носитель культуры неразрывно связан с сознанием и жизнедеятельностью общества. Он является важнейшим средством коммуникации. Речь же представляет собой средство выражения индивидуальности. В процессе творчества автору предстоит уже существующие в языке созданные до него слова сделать «своими»: включить в свой контекст, окрасить своими интонациями. В качестве реальных участников коммуникативной цепочки Густав Шпет, например, выделяет слово, контекст и личность. Культура даёт нам множество возможностей для построения личности. Если добавить сюда и различие в языке, то перед нами предстают различные картины мира [9]. Однако языковая картина мира индивида как носителя данного языка формируется на базе универсальных концептов, присутствующих в языковой картине мира народа. Анализируя стихотворные тексты Н. Гумилёва, мы говорим о поэтической картине мира (ПКМ), обусловленной индивидуальностью поэта. Она базируется на чувственно-эмоциональном опыте познания действительности. Здесь особая роль принадлежит метафоре, которую определяют в первую очередь как категорию знания, не только значения (Ю.Караулов). Индивидуальная культура в значительной мере проявляется в ассоциациях.

Рассматривая ПКМ. Н. Гумилёва, невозможно обойти вниманием его страсть к экзотике, которая реализовалась отчасти в реальных путешествиях по Африке. Неподдельный интерес к этому региону — его истории, географии, культуре — определяет творчество Н. Гумилёва: темы, образы, поэтику. Поэт побывал в Африке трижды. В последний раз — с официальной миссией. Его коллекция, представленная в Санкт-Петербургском Музее антропологии и этнографии, принадлежит к числу самых ранних больших коллекций, привезённых российскими путешественниками из Африки.

Африка реально сыграла очень важную роль в становлении Н. Гумилёва как поэта. А. Левинсон справедливо считает, что Н. Гумилёв придумал акмеизм, перенеся в теорию свои собственные склонности. Из ночных размышлений в палатке где-то на плоскогорье Харрара возникла поэтическая доктрина акмеизма, объединившего вокруг Н. Гумилёва молодых талантливых поэтов: О. Мандельштама, А. Ахматову, Г. Иванова, М. Зенкевича и др. [6]. Интерес акмеистов, в первую очередь Н. Гумилёва, к совершенству формы часто вызывал обвинения в безразличном нанизывании отражённых чувствований, «животных» эпитетов и диковинных звонов. Но в этом кроется большое заблуждение при оценке творчества поэта, которое необходимо изучать с позиции «жизнетворчества» [8]. Сам Н. Гумилёв был убеждён, что поражать людей должны не только его стихи, но он сам, его жизнь. Он должен совершать опасные путешествия, подвиги, покорять женские сердца. Экзотика и романтизм составляли самую сущность его внутреннего мира, что нашло отражение в ПКМ. Таким образом, влияние другой культуры обогатило русскую литературную жизнь начала ХХ века.

Безусловно, Н. Гумилёв — мастер формы, но и поэзия — это постижение мира через образ и звук. Жанровое своеобразие диктует индивидуальная творческая манера писателя. Рассмотрим некоторые метафорические выражения, в которых встречается номинация жанра, что даст возможность установить соотношение лирического и эпического начал в творчестве поэта, определить, каким жанрам он отдаёт предпочтение.

1. СКАЗКИ-СТИХИ: Заперты мне все богатые двери, / И мои бедные сказки-стихи / Слушают только бездомные звери / Да на высоких горах пастухи. [3,т.1,с.83]

«Сказки-стихи» идентифицируют творчество поэта, подчёркивая лирико-эпическую основу, определяют такие его особенности, как романтическое восприятие действительности, яркость образов (ср. замечание Н. Гумилёва о таланте К. Бальмонта — «красочный, как южная сказка» [3, т.4,с.202]). Важна для автора и форма художественного произведения — это стих. Произведения, которые не находят отклика в кругу обывателя, на что указывает глагол «заперты», лирический герой жалеет, обращаясь к ним, как к живым существам, чему способствует метафорический эпитет «бедные». Обывателя, или, более точно, общество вообще, воплощает метонимическая метафора «богатые двери». (Заметим, что при жизни Н. Гумилёва его творчество не нашло отклика в широких массах читателей, что справедливо и на сегодняшний день). Авторский герой определяет слушателей и почитателей своих произведений в образах природы, которая представлена лексемами «(бездомные) звери», «(на высоких) горах», «пастухи». На уровне ритмической организации четверостишия к ней присоединяется и окказиональная лексема «сказки-стихи», чему способствует вертикальная метафора (рифма) «стихи-пастухи», связывающая понятия (И. Левый называет её «рифменной метафорой» [7]). Функции рифмы в указанном примере неоднозначны: она, как и метафора, не только объединяет, но и противопоставляет рифмующиеся единицы — «богатые двери / бездомные звери». Двери являются символом дома, определение «богатые» указывает на материальное состояние его обитателей, контекстуальной антитезой к данной лексеме выступает прилагательное «бездомные». Звери, о которых говорит Н. Гумилёв, являются атрибутом дикой природы. Избирательность, исключительность природы поэт подчёркивает ограничительно-выделительной частицей «только», которая противостоит местоимению «все» со значением всеохватности. Отметим, что — с точки зрения автора — пастухи и звери являются достойными ценителями творчества лирического героя, последних Н. Гумилёв воспринимает как мыслящих существ. Таким образом, истинный поэт в его представлении близок к первозданной природе, среди её реалий он чувствует себя «своим», к оппозиции «чужие» автор относит общество людей. В данной разветвлённой метафоре антитеза (фонетическая и лексическая) является основным средством выражения мысли, усложнён троп также метонимией. Именно стремление Н. Гумилёва отыскать «царство поэтов» привело его к историческому прошлому Абиссинии — стране редкостной, древней культуры (об этом см. ниже номинацию жанра рассказ). Такие поиски связаны с возвращением к тому, что стихотворец должен как бы впервые смотреть на весь предметный мир. Н. Гумилёв поэтически формулирует основной акмеистический принцип: Лишь девственные наименованья / Поэтам разрешаются отсель [3, т.2,с.25].

2. СКАЗКА в поэтическом языке Н. Гумилёва метафоризируется посредством субъекта, в роли которого выступает природная реалия — море, а также экзотическое животное — крокодил. В распространённой метафоре творительный метаморфозы выдвигает на первый план объект осмысления, чему способствует инверсия: И какой-то сказкой чудной, /Нарушителем гармоний, / Крокодил сверкал у судна / Чешуею изумрудной / На серебряном понтоне [3,т.1,с.87].

Если классическая метафора выделяет главный, а следовательно, и постоянный признак объекта, то "метаморфоза обращает внимание скорее на преходящее подобие или эпизодическое «превращение» [1]. В данном примере Н. Гумилёв передаёт восхищение обитателями Африки. Он отождествляет крокодила с волшебной сказкой, что выражает имя прилагательное «чудной», которое также реализуется в значении 2 «замечательный по красоте, прелести» [2]. Автор запечатлел экзотическое животное ситуативно, что характерно для метаморфозы, во время его поднятия на судно: крокодил находится на временном плавучем мосте (на понтоне) и освещён солнцем. Поэт любуется хищником, чья красота в его восприятии является столь яркой, что нарушает гармонию реального мира. Семы «яркий», «блестящий» проявляются в метафорических эпитетах (соответственно «изумрудной», «(на) серебряном»), которые воспроизводят цветовую гамму данной сцены и аккумулируются в метафоризированном глаголе «сверкал». Предикат, соотносясь со сказкой, которая имеет счастливую концовку, а поэтому всегда обладает положитель¬ными коннотациями, подчёркивает отношение автора к субъекту метафоры-метаморфозы. Жанр сказки в рассмотренной метафоре употребляется для характеристики субъекта как необыкновенного, поразительного, чудесного.

3. РАССКАЗ, БАЛЛАДА в метафорическом осмыслении встречаются у Н. Гумилёва лишь в одном примере, представляя абиссинский миф, и реализуется с помощью простой субъектной метафоры, выраженной генитивной конструкцией «рассказы… роз»: Уедем! Разве вам не надо /В тот час, как солнце поднялось, / Услышать страшные баллады, / Рассказы абиссинских роз, / О древних сказочных царицах, / О львах в короне из цветов, / О чёрных ангелах, о птицах, / Что гнёзда вьют средь облаков! [3,т.2,с.175]

Стихотворение «Приглашение в путешествие» во многом обусловлено реальными африканскими путешествиями поэта. Субъектом метафоры, рассказчиком, выступают розы, олицетворённые природные реалии раскрывают мифологические представления об Абиссинии. Сам образ «абиссинских роз» мифологизирован, так как соотносится с розой царицы Савской (история Абиссинии тесно переплетается с сюжетом Библии, уходит корнями во времена царя Соломона и царицы Савской). Аллюзии к её образу содержит вторая строка, где определение «сказочных» может косвенно указывать на мифологические истоки образа. Все персонажи «рассказов» и «баллад» являются культоронимами африканской страны и воплощаются они в розе-цветке, символизирующем совершенство. Роза — один из основных компонентов в мифе об Абиссинии. У Н. Гумилёва это «роза духа» («Родос», «Солнце духа»). Подобное символическое осмысление традиционно для поэтов рубежа веков, ищущих идеал в древних цивилизациях. Так, в «Rosarium» Вяч. Иванова, проявляющего огромный интерес к абиссинской культуре (в 1909 году поэты планировали совместное путешествие в Африку), «символика розы сближается с символикой единорога, проверяющего целомудрие человеческой души перед вратами рая» [10,с.162]. Здесь параллели абиссинского мифа и христианских представлений очевидны, так как единорог известен как животное, посвящённое Богоматери (роза — царице Савской) [11].

Последние строки указанного отрывка — описание образчика абиссинской живописи из коллекции, привезённой Н. Гумилёвым в 1911 году, с нею был знаком и Вяч. Иванов, что нашло отзвук в его творчестве [5]. На картине «лев в короне из цветов» (Вяч. Иванов «Роза Царицы Савской» — «в тройном венце из роз»). На гриве льва почил Господень крест, а над львом, на голубом фоне, парит чёрный ангел с розами в одной руке и крестом — в другой. «Образ птиц, вьющих гнёзда среди облаков, во многом связан с представлениями об Абиссинии как о стране горных вершин, где «ликуют орлы», — пишет Е. Раскина [10,с.166]. Отметим, что у Н. Гумилёва последние четыре стиха нельзя рассматривать как метафорические, потому что они относятся к другой модели мира (сказочной, мифологической), которую адекватным образом описывают.

В качестве литературных жанров, воплощающих абиссинский миф, Н. Гумилёв выбирает рассказ и балладу — формы, которым отдаёт предпочтение. Известно, что Н. Гумилёв удачно пробовал себя в жанре рассказа, а о жанровой природе отдельных его произведений спорят до сих пор. Так, Ю. В. Зобнин определяет «Романтические цветы» как книгу баллад [4].

Таким образом, указание номинаций жанров в метафорических выражениях подчёркивает собственное, часто отвлечённое от конкретного содержания, значение формы изложения, выражая идейно-эстетические взгляды поэта в области художественного творчества. Н. Гумилёв не только обогатил национально-специфическое (европейское) видение мира экзотическими образами и реалиями, связанными в первую очередь с «африканской» линией в его творчестве, но древняя культура и история Африки способствовали созданию нового литературного течения — акмеизма, которое отличалось жизнеприятием, утверждением зримого и ощутимого мира, вниманием к проблемам поэтики.

Литература:

1. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. — С. 30.
2. Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. — СПб.: Норинт, 2000. — С. 1485.
3. Гумилёв Николай. Собрание сочинений: В 4-х тт. — М.: ТЕРРА, 1991.
4. Зобнин Ю. В. Воля к балладе (лиро-эпос в акмеистической эстетике Гумилёва) // Гумилёвские чтения. Материалы международной конференции филологов-славистов. 15-17 апреля 1996 года. — СПб.: СПбГУП, 1996. — С. 115.
5. Иванов Вяч. Собрание сочинений: В 3 т. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971. — Т.2. — 1974. — С. 813.
6. Левинсон А. Гумилёв // Гумилёв Н. С. Стихотворения. Поэмы. Проза. — М.: Астрель; Олимп; АСТ, 2000. — С. 727.
7. Левый И. Значения формы и формы значений // Семиотика и искусствометрия. — М.: Мир, 1972. — С. 94.
8. Мациборская Е. М. Н. С. Гумилёв в оценке современников // Русский язык и литература в учебных заведениях.. — 2001. — № 3. — С. 6.
9. Почепцов Г. Г. Теория коммуникации. — М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер», 2001. — С. 602.
10. Раскина Е. Контуры абиссинского мифа в африканских текстах Н. С. Гумилёва (Поэма «Мик», сборник «Шатёр») // Ритуально-міфологічний підхід до інтерпретації тексту: Зб. наук. праць. - К., 1998. - С. 156-177.
11. Тресиддер Дж. Словарь символов: Пер. с англ. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999. — С. 92-93.