Гумилёв — футурист?
- Автор:
Роман Тименчик
- Дата:
2000 год
- Поэзия и живопись : Сборник трудов памяти Н. И. Харджиева - М. : Языки русской культуры, 2000. - С. 509-511
теги: стихи, футуризм, рисунки
Поэтому представляется, что мужчина на портрете — Михаил Ларионов на фоне титульного объекта его эстетической программы, т. е. лучей.
Стихообразный столбец — это, можно полагать, написанное Гумилевым экспромтное упражнение в жанре зауми, подшучивающее над соратниками Ларионова, главный из которых назван в первой строке — Алексей Крученых:
КРУ
мама
би
послезавтра
нерепь <?>
о я,
нет
нет
о я
я! <?>
Это не самый удачный экспромт — пародия по схеме «футуристы — безумцы» (что и подчеркнуто указанием на Шарантон эпохи его знаменитых пациентов) — все же, думается, хранит память о предшествовавшем эпизоде: в апреле 1913 г., отправляясь на пароходе к африканским берегам, Гумилев, как известно из его письма к Ахматовой, пытался написать стихотворение в духе группы «Гилея», вынужден был сознаться в своей неудаче и тем самым повысить степень своей предельно осторожной полусимпатии к кубофутуристам. Налет неудачи сохранился на второй, парижской попытке, но этот листочек еще раз обращает наше внимание на осознававшуюся самим Гумилевым связь поэзии с изобразительным искусством — в 1917 г. в Париже и Лондоне он раздумывал над этой связью с оглядкой на восточную поэзию.
Корректурное дополнение.
За время прохождения настоящего сборника к типографскому станку этот портрет М. Ф. Ларионова с атрибуцией Н. Гумилеву и с несколько иной транскрипцией был опубликован Андреем Устиновым (A sense of Peace. Tsarskoe Selo and its Poets. Ed. by Lev Loseff and Barry Scherr. Columbus, Ohio, 1993. PP. 305—306).
В бумагах Глеба Петровича Струве в Гуверовском архиве (Стенфорд, США) хранится копия листка с портретом неизвестного мужчины, со стихоподобным текстом неустановленного автора и с развернутой сигнатурой Н. Гумилева:
Н Гумилев
Шарантон
близь Парижа
Франция
Эпохи первой Республики
Поэтому представляется, что мужчина на портрете — Михаил Ларионов на фоне титульного объекта его эстетической программы, т. е. лучей.
Стихообразный столбец — это, можно полагать, написанное Гумилевым экспромтное упражнение в жанре зауми, подшучивающее над соратниками Ларионова, главный из которых назван в первой строке — Алексей Крученых:
КРУ
мама
би
послезавтра
нерепь <?>
о я,
нет
нет
о я
я! <?>
Это не самый удачный экспромт — пародия по схеме «футуристы — безумцы» (что и подчеркнуто указанием на Шарантон эпохи его знаменитых пациентов) — все же, думается, хранит память о предшествовавшем эпизоде: в апреле 1913 г., отправляясь на пароходе к африканским берегам, Гумилев, как известно из его письма к Ахматовой, пытался написать стихотворение в духе группы «Гилея», вынужден был сознаться в своей неудаче и тем самым повысить степень своей предельно осторожной полусимпатии к кубофутуристам. Налет неудачи сохранился на второй, парижской попытке, но этот листочек еще раз обращает наше внимание на осознававшуюся самим Гумилевым связь поэзии с изобразительным искусством — в 1917 г. в Париже и Лондоне он раздумывал над этой связью с оглядкой на восточную поэзию.
Корректурное дополнение.
За время прохождения настоящего сборника к типографскому станку этот портрет М. Ф. Ларионова с атрибуцией Н. Гумилеву и с несколько иной транскрипцией был опубликован Андреем Устиновым (A sense of Peace. Tsarskoe Selo and its Poets. Ed. by Lev Loseff and Barry Scherr. Columbus, Ohio, 1993. PP. 305—306).