Поэтическая фауна Н. С. Гумилёва
- Автор:
Д. Соколова
- Дата:
2006 год
- Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. — 2006. — № 1. — С. 129–137.
Стихотворения
-
Николай Гумилёв
Жираф
-
Инга Видугирите
Стихотворение «Жираф» и африканская тема Н. Гумилёва -
Майкл Баскер
«Далекое озеро Чад» Николая Гумилёва
-
Разумник Иванов-Разумник
Изысканный жираф
Поэтическая фауна в произведениях мэтра акмеизма весьма богата и разнообразна, в ней обитают все классы мира животных: млекопитающие, пресмыкающиеся, земноводные, птицы, рыбы и представители микрофауны.
Наиболее многочисленными являются экзотические, чаще хищные, животные и птицы1. Например, лев фигурирует в стихотворениях Гумилёва 21 раз, слон — 8, гиена — 7, верблюд — 6, обезьяна — 5, носорог — 4, тигр — 4, удав — 3, крокодил — 3, попугай — 3, павлин — 3, жираф — 2, шакал — 2. То что Гумилёв населяет свой поэтический мир большей частью необычными животными, не странно и в целом характерно, как замечает М. Н. Эпштейн2, для поэзии Серебряного века. В 1894 г. в стихотворении В. Брюсова «Предчувствие» появляются ящеры и удавы, в 1895 — в стихотворении «Опять сон» — лев, гиппопотам, зебра. Любимые животные К. Бальмонта — «меткий леопард» и пантера. Широкое распространение в поэзии XX в. получает само слово «зверь», которое ранее практически не употреблялось и неприменимо к домашним животным. В лирике Гумилёва слово «зверь» в прямом значении фигурирует 13 раз, что немало. К поэтам Серебряного века, благоволящим к «зверям», М.Н. Эпштейн также относит В. Хлебникова, С. Есенина, К. Бальмонта3. Заметим, что все перечисленные поэты, включая Гумилёва, — представители различных литературных течений, а следовательно, так называемый «бестиализм» был в целом характерен для поэзии рубежа веков. В животных поэтов привлекала таинственность, непостижимость, отчужденность от человеческого мира. Экзотика служила раскрытию иноприродности самой звериной души4.
Редкие исследователи пытались понять истинную суть географической экзотики в творчестве Гумилёва. Чаще его критиковали, порой в крайне резкой форме. Так, В. Л. Львов-Рогачевский, рецензируя «Жемчуга», видит в этом сборнике лишь присутствие «зверинца»: «свирепых пантер», слонов, львов, обезьян, какаду. Только, по его мнению, «все это не живое, все это декорация и обстановочка и от картонных львов пахнет типографской краской, а не Востоком»5. Особенно показательным является восприятие Гумилёва критиками как поэта географии, влюбленного в «Музу Дальних Странствий». По категоричному наблюдению Ж. Нива: «Весь Гумилёв — дневной, цветной, пропитанный поэзией географии и топономии»6. У современников Гумилёв ассоциировался с изображенными им животными. Сразу после выхода в свет стихотворения «Жираф» знакомые поэта шутили: «Ну что еще нового придумал наш изысканный жираф?»7 Только в последние годы исследователи стали иначе рассматривать экзотику в творчестве Гумилёва, особенно в раннем. Среди последних работ стоит особо отметить книгу М. Баскера, целиком посвященную данной проблеме, в которой исследователь отмечает, что «экзотический ландшафт озера Чад весьма близко походит на ландшафт имперского Рима или Древнего Египта, ибо, в несомненном отличии от той парнасской поэзии, которой обычно уподобляются ранние стихи Гумилёва, все они восходят к одному и тому же физическому пространству — миру психики <…>»8. Пространство, в котором обитают представители фауны, — это «сады души». В связи с этим так необычны и нереальны порой их образы: «летучие странные рыбы» (1, 147); «взлетев от роз таинственной пещеры, // Ее фламинго плавает в лазури» (1, 154); «аисты — воздушные маги, // Им многое понять надо» (1, 155). Как в причудливых снах или сказках, они принимают фантастический облик: «голова гиены на стройных девичьих плечах» (1, 151), «дева-птица» (2, 173). По мнению М. Баскера, «концепция умышленно направляемого «магнетического» (по современной терминологии — «гипнотического») сна находит существенное отражение в образном строе «Романтических цветов»»9. Именно в состоянии «самомагнетизирования» лирическому субъекту видятся столь неожиданные образы животных. В то же время нельзя сказать, что вся лирика Гумилёва сосредоточена на мотивах сна и магии. Художественное пространство стихотворений, особенно с африканским пейзажем, наполнено вполне конкретными львами, верблюдами, гепардами, шакалами и прочими дикими животными. Плодотворными и актуальными видятся рассмотрение и систематизация всей поэтической фауны и микрофауны в лирике Гумилёва. Подобное исследование проведено в современном литературоведении на материале творчества В. С. Высоцкого10.
При выведении статистики (а она необходима, поскольку позволяет лучше понять своеобразие творчества Гумилёва) надо учитывать, что не каждое упоминание того или иного животного является полноценным персонажем. Прежде всего к персонажам-животным относится очеловеченный мир фауны. В то же время важно проследить в целом частотность упоминаний животных в стихотворениях Гумилёва, а потом из полученного многообразия вычленить олицетворения и выявить, какие функции они выполняют. Объектом нашего исследования стали представители фауны, которые фигурируют у Гумилёва преимущественно в прямом смысле. Результаты статистики приводятся в следующей таблице.
Классы животных |
Названия животных11 |
Млекопитающие |
Конь (29) и лошадь (7), лев (20), собака (8) и болонка (1), слон (8) и слоненок (1), волк (8), волчица (3) и волчата (1), гиена (7), верблюд (6), мул (5), обезьяна (5) и шимпанзе (1), тигр (4), носорог (4), бык (4), медведь (3), овца (3), овен (1) и ягненок (1), летучая мышь (3), коза (2), зебра (2), корова (2), крыса (2), тур (2), жираф (2), бегемот и гиппопотам, буйвол, газель, гепард, горилла, заяц, кабан, кенгуру, козел, кот и котенок, лань, леопард, лисица, мышь, олень, осел, пантера, павиан, серна, телец, шакал, ягуар |
Пресмыкающиеся |
Змея (14), удав (3), крокодил (3), черепаха, ящер |
Земноводные |
Жаба (2), лягушка |
Птицы |
Орел (9), голубь (3), сова (3), коршун (3), аист (3), журавль (3), павлин (3), попугай (3), лебедь (3), ворон(а) (3), ястреб (2), соловей (2), гусь, жаворонок, индюк, какаду, клювонос, кукушка, сокол, страус, филин, фламинго, чижик |
Обитатели вод12 |
Рыбы (9), дельфин (2), акула (2), тритон (2), карась, кит, краб, лангуст, морская гидра, осьминог и спрут, химера |
Микрофауна13 |
червь (4), жук (3), бабочка (3), пчела (2), блоха, майский жук, оса, паук, стрекоза |
Можно также обособить фантастических животных, среди которых первое место по частотности упоминаний занимает дракон (6), далее идет единорог (фантастический зверь, похожий на белого коня с одним рогом во лбу) (2), и по одному разу в лирике Гумилёва фигурируют змей, гиппогриф (пернатая лошадь с головой грифа) и оборотень. Помимо фантастических сверхъестественными способностями могут наделяться вполне обычные животные и птицы. Так, участниками мистических событий в «Сказке» являются не только сказочные дракон и оборотень, но и реальные обитатели фауны — ворон и гиена. Однако если обратиться к символике образов животных, выясняется, что ворон как трупная птица черного цвета с зловещим криком хтоничен, демоничен, связан с царством мертвых и со смертью, с кровавой битвой, а также выступает вестником зла. Поскольку ворон в поисках пищи копается в земле, он связывается и с ней. В то же время, как всякая птица, ворон ассоциируется с небом. Благодаря всему этому он наделяется сверхъестественными силами и, в частности, выполняет посреднические функции между миром, землей и загробным царством, являясь, таким образом, медиатором между верхом и низом14. Что касается гиены, то дьявол средневековых поверий может принимать ее облик. Аналогичной демонической сущностью обладают совы и жабы в стихотворении «За стенами старого аббатства», являющиеся соучастниками дьявольских сборищ:
Отодвинув тяжкие засовы,
На пороге суетятся духи,
Жабы и полуночные совы,
Колдуны и дикие старухи.
(1, 221)
Для анализа образов подобных животных важно понимать их хтоническую символику, поскольку, как известно, Гумилёв увлекался герметическими учениями, так что увлечения «занятиями по оккультизму и размышлениями о нем» отвлекали его даже «от поэзии»15.
Персонажу-животному может посвящаться целое стихотворение (всего в лирике Гумилёва 18 стихотворений, в заглавиях которых фигурирует название животного: «Крыса», «Гиена», «Невеста льва», «Орел Синдбада», «Жираф», «Носорог», «Орел», «Кенгуру», «Попугай», «Укротитель зверей», одна из «Абиссинских песен» — «Пять быков», перевод стихотворения Теофиля Готье «Гиппопотам», «Птица», «Дева-птица», «Змей», «Слоненок», «Леопард», «Индюк»). Среди персонажей, изображенных в этих стихотворениях, далеко не все очеловечены.
Чаще всего представитель фауны в данных стихотворениях является не только персонажем. Под видимой конкретикой скрывается «не-физическая» и «не-географическая» местность, и практически все образы животных, обитающих в этой местности, приобретают символическое или метафорическое значение. В раннем творчестве таким ярким образом-символом является крыса16. Для Гумилёва это вполне значимый персонаж, поскольку сближен с нечистой силой. Достаточно традиционно описание крысы: она «злая», она «выходит из-за шкафа платяного», «поводя колючими усами». Но она не так опасна, как кажется на первый взгляд: у нее не глаза, а «глазки», а также существует добрая сила («ангел светокрылый») (1, 120), которая противостоит крысе. Наиболее известным стихотворением «Романтических цветов» является «Жираф». В нем поэт повествует об «изысканном» животном: «фигуру его украшает волшебный узор», «ему грациозная стройность и нега дана» (1, 157). С одной стороны, перед нами ряд конкретных образов: «озеро Чад», «жираф», «мраморный грот», «тропический сад», «стройные пальмы», с другой — абстрактных, образующих повествование о душевной жизни героя:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
(1, 157)
Таким образом, стихотворение об экзотическом животном превращается в повествование о внутреннем психологическом состоянии героя и героини.
«Царственному полету» орла Гумилёв посвящает целое стихотворение, которое скрывает в себе глобальное философское значение17. Интересно сопоставить это стихотворение с брюсовским, в котором явно прослеживается декадентская символика:
Чуешь себя в африканской пустыне на роздыхе.
Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?
Нет! качая грузными крыльями в воздухе,
То приближаются хищные птицы — стервятники18.
Гумилёв иначе интерпретирует полет гордой птицы: для него это символ свободного духа, стремящегося преодолеть границы мироздания и приблизиться к совершенству путем собственной гибели. «Ученику» удается создать собственную мифологию, превратив традиционный сюжет в оригинальную историю жизни и бессмертия. В стихотворении «Орел Синдбада» речь идет уже о сказочной птице Феникс, а в «Леонарде» и «Памяти» возникает религиозная трактовка образа орла, символизирующего евангелиста Марка, причем в «Леонарде» человек, овен и лев (спутники орла) явно отсылают нас к фигурам трех других евангелистов; из них в «Памяти» в символической форме представлены только два («лев» и «орел»).
В «Леопарде» фольклорный образ героя, возможно, восходит к архаической символике членов тайного общества «людей-леопардов», известных, в частности, у ряда африканских народов19. М. Н. Эпштейн сравнивает это стихотворение с бунинским «Сапсаном» и видит в них одинаковую ситуацию: убийство животного, дух которого в соответствии с древними тотемическими верованиями грозит лирическому герою страшным возмездием.
Очеловеченность мира фауны мы рассматриваем как свойство, подлежащее градации. В данной работе предлагается пять способов изображения персонажей-животных:
1. Животное, сохраняя свой облик, обладает человеческими способностями: говорить — «старый ворон с оборванным нищим // О восторгах вели разговоры» (1, 133), «Группы бабочек и лилий // На шелку зеленоватом, // Как живые, говорили // С электрическим закатом» (1, 136), «<…> у корыта гуси важные // Ведут немолчный разговор» (1, 326); плакать — «<…> рыдали Голуби Надежды» (1, 88), «<…> рыдает молчанием глаз // Далеко залетевшая птица» (1, 132), «И даже чижик в клетке // Заплакал надо мной» (1, 380); смеяться — «И бесстыдно над уродцем // Насмехалася сова» (1, 103), «Слышен хохот гиен» (2, 115); танцевать — «Тут, покорна напеву, танцует змея» (2, 121); играть — ворон, оборотень и гиена в «Сказке» играют в домино (1, 373).
Лирический субъект может скрываться под маской животного и нести повествование от его лица:
Я — попугай с Антильских островов,
Но я живу в квадратной келье мага.
Вокруг — реторты, глобусы, бумага,
И кашель стариков, и бой часов.
(1, 225)
Возможно, в этом стихотворении есть элементы биографического подтекста: попугай в клетке жил в доме Гумилёвых в Царском Селе, а «магом» в глазах Гумилёва являлся поэт. Автору также близки «грезы» экзотической птицы о «корабле в тиши залива» и стремление сражаться. Современники Гумилёва видели в первой строке изящного сонета довольно рискованное утверждение, поскольку наивный читатель очень часто смешивает биографического автора с тем образом, который возникает в лирике.
Речь животного может быть включена в стихотворение, и тогда не возникает иллюзии, что изображенное животное близко автору. Оно противопоставлено лирическому «я» и действует и говорит как персонаж, принадлежащий к категории «другие». Таким полноценным персонажем является гиена в одноименном стихотворении. Интересно ее высказывание:
«Смотри, луна, влюбленная в безумных,
Смотрите, звезды, стройные виденья,
И темный Нил, владыка вод бесшумных,
И бабочки, и птицы, и растенья.
Смотрите все, как шерсть моя дыбится,
Как блещут взоры злыми огоньками,
Не правда ль, я такая же царица,
Как та, что спит под этими камнями?
В ней билось сердце, полное изменой,
Носили смерть изогнутые брови,
Она была такою же гиеной,
Она, как я, любила запах крови».
(1, 145)
Речь гиены представляет собой драматический монолог: эмоционально окрашены и обращения, и вопросительная конструкция. Строки написаны пятистопным ямбом; в XX в. это весьма распространенный и нейтральный размер, но, с точки зрения Гумилёва, ямб вообще обладал ярко выраженной индивидуальностью: он «свободен, ясен, тверд и прекрасно передает человеческую речь, напряженность человеческой воли»20. Гиена сравнивает себя с «преступной, но пленительной царицей», и Гумилёв максимально приближает ее речь к человеческой. Стилистически слова гиены мало чем отличаются от языка автора-повествователя, который проявляет свое присутствие только в оценочных эпитетах в начале стихотворения21:
Ее стенанья яростны и грубы,
Ее глаза зловещи и унылы,
И страшны угрожающие зубы
На розоватом мраморе могилы.
2. Облик человека (в основном женщины) трансформируется и приобретает черты животного: «Я встретил голову гиены // На стройных девичьих плечах» (1, 151); «женщина с кошачьей головой» (2, 148), «птица, как пламя, с головкой милой, девичьей» (2, 173). Благодаря этим персонажам выявляется двойственное отношение поэта к женщине: она красива («стройные плечи»), но опасна («голова гиены»), ее облик пленяет, но в конечном итоге герой погибает от рук или по вине возлюбленной («Ягуар», «Я не буду тебя проклинать…»). Часто женский персонаж имеет мифологические корни. В стихотворении «Дева-птица», как замечает С. К. Маковский в своих воспоминаниях о Гумилёве, аллегорически описано преображение поэта, беспечно поющего «песню своих веселий», в момент встречи с «тайной», воплощенной в мифологическом образе «девы-птицы»: «В долах Броселианы лишь безотчетно подпадает он под ее чары и «что делает, сам не знает», убивая ее поцелуем. Но убитая им птица позовет его из другого, преображенного мира, и тогда станет он «звать подругу, которой уж нет на свете»»22. Птица Рок (Рух) в «Ослепительном» увлекает путешественников («купцов» и «моряков»), а вместе с ними и лирического субъекта в неизведанные страны.
3. Человек превращается в животное («Ягуар»). Обыгрывая сюжет романа Г. Р. Хаггарда (одного из любимых писателей Гумилёва) «Дочь Монтесумы», поэт превращает лирического субъекта в ягуара:
Превращен внезапно в ягуара,
Я сгорал от бешеных желаний,
В сердце — пламя грозного пожара,
В мускулах — безумье содроганий.
(1, 120)
Экзотическое животное оказывается близким по духу лирическому герою ранних стихотворений Гумилёва, особенно в его отношении к любви. Ягуар «тихо и влюбленно» смотрит на «Белую Невесту», готовый повиноваться любому ее приказу, околдованный ею, он остается неподвижным и в итоге — достается, «как шакал, в добычу // Набежавшим яростным собакам» (1, 149).
4. Очеловечивание животного вполне традиционно в поэзии, но вот уподобление животного непредметному явлению встречается довольно редко. У Гумилёва это яркий по красочности образ «пестрокожих удавов», которые «как сны необычайны». Напротив, намного чаще абстрактное понятие уподобляется животному: «Где носились сумрачные тени, // То на рыб похожи, то на птиц» (1, 143); «И ты пришла… Ты гонишь прочь // Зловещих птиц — мои печали» (1, 231); «Как лебеди, стаи веков пролетели» (1, 249).
5. Лирический герой не только говорит из-под маски, он может найти черты, объединяющие его с животным, например с гиппопотамом, который не боится «ни стрел, ни острых ассагаев»:
И я в родне гиппопотама:
Одет в броню моих святынь,
Иду торжественно и прямо
Без страха посреди пустынь.
(1, 303)
Если вспомнить о странной, болезненной привязанности Гумилёва к созерцанию хищных зверей (он подолгу мог наблюдать за крокодилами, гиенами, тибетскими медведями, птицами и другими животными23), то становится понятным стремление поэта духовно сблизить своего героя с представителями фауны.
Надо заметить, что повествование о дикой жизни природы имеет много общего с искусством примитивизма, поклонники которого «ухватились за «новые» формы африканского и океанического искусства, увидев в них путь к «отстранению»»24; они были зачарованы иным, отличным от старого видением мира. Отголоски этого европейского модернистского течения слышны и в новой поэтической теории. В своей программной статье Гумилёв заявляет: «Как адамисты, мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного, в обмен на неврастению» (3, 457). И действительно, для Гумилёва, как и для многих других поэтов Серебряного века25, характерна «анимализация» образа человека. Но если, например, у В. Маяковского животные становятся масками лирического «я», за которыми стоит трагическая утрата человеческого лица, то Гумилёв, наоборот, в обретении человеком «звериных», более подлинных и первичных сущностей видит его приближенность к природе. В своем манифесте он «имеет в виду новое акмеистическое видение мира в его первозданной свежести — взором, не замутненным привнесенными теориями»26. Мэтр акмеизма полагает, что для того чтобы познать истинную суть мира, надо взглянуть на мир непредвзято, глазами ребенка или «лесного зверя».
На тематическом уровне «первозданный взгляд» на мир нашел отражение в обращении Гумилёва к девственной природе, к африканской экзотике («Озеро Чад», «Абиссинские песни»), к ситуациям возникновения новой системы человеческой жизни («Открытие Америки», «Сон Адама», «Звездный ужас»)27.
Иными словами, яркий, насыщенный предметами и наполненный экзотическими животными мир был противоположностью художественному миру символистов28.
Примечания
1 Подсчеты проведены на материале издания: Гумилёв Н. С. Собр. соч.: В 3 т. М., 2000. В дальнейшем ссылки на него даются в тексте с указанием тома и страницы.
2 См.: Эпштейн М. Н. Природа, мир, тайник вселенной…: Система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990. С. 98–99.
3 Там же. С. 294.
4 Там же. С. 99.
5Львов-Рогачевский В. Л. Н. Гумилёв. Жемчуга // Н. С. Гумилёв: Рrо et соntrа. СПб., 1995. С. 381.
6Nivat G. L’Italie de Blok et celle de Gumilev // Revue des Etudes Slaves. 1982. Т. 54. P. 707.
7 Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 18.
8 См.: Баскер М. Ранний Гумилёв: путь к акмеизму. СПб., 2000. С. 29.
9 Там же. С. 19.
10 См.: Кормилов С. И. Поэтическая фауна Владимира Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы. М., 2001. Вып. 5. С. 352–365; Он же. Мир микрофауны в поэзии В. С. Высоцкого // Филологические науки. 2002. № 5. С. 3–13.
11 Частотность упоминаний животных (более одного раза) указывается в скобках.
12 Данная группа объединяет представителей различных классов, но в поэзии целесообразно рассматривать их вместе.
13 Данная группа также объединяет представителей различных классов, но и их в поэзии целесообразно рассматривать вместе.
14 Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1. С. 245.
15 Письмо к В. Я. Брюсову 24 марта (н. ст.) 1907 // Гумилёв Н. С. Неизданные стихи и письма. Paris, 1980. С. 13.
16 В частотно-тематическом указателе, помещенном в приложении книги М. Н. Эпштейна «Природа, мир, тайник вселенной…: Система пейзажных образов в русской поэзии» (им просмотрены 3700 стихотворений и поэм о природе, принадлежащих 130 поэтам, критерии отбора не оговорены), «крыса» не встречается ни у одного поэта.
17 Это стихотворение явно перекликается с сонетом Ж. М. Эредиа «Смерть орла» (см.: Пахарева Т. А. Традиции акмеизма в современной русской поэзии // Традиции русской классики XX века и современность. М., 2002. С. 309).
18Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973. Т. 1. С. 83.
19 Мифы народов мира. М., 1982, Т. 2. С. 49.
20Гумилёв Н. С. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 72.
21 См.: Баевскии В. С. «У каждого метра есть своя душа» (Метрика Н. Гумилёва) // Н. Гумилёв и русский Парнас. СПб., 1992. С. 70.
22Маковский С. К. Николай Гумилёв (1886–1921) // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 56.
23 См.: Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 55–56.
24Греем Ш. Гумилёв и примитив // Н. Гумилёв и русский Парнас. С. 25.
25 См.: Эпштейн М. Н. Природа, мир, тайник вселенной…: Система пейзажных образов в русской поэзии. С. 100–102.
26Кихней Л. Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2001. С. 19.
27 Там же. С. 20.
28 В литературоведении рубежа XX–XXI вв. делается акцент на понятии «постсимволизма» и соответственно на том, что объединяет или сближает акмеизм с символизмом (см.: Клинг О. А. Влияние символизма на постсимволистскую поэзию в России 1910-х годов: Автореф. дис. … докт. филол. наук. М., 1996. С. 6–28; Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. С. 36–37; Богомолов Н. А. Постсимволизм (общие замечания) // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). М., 2001. Кн. 2. С. 381–390). Но по крайней мере в некоторых — притом достаточно важных — отношениях постсимволизм не столько наследовал, сколько противостоял символизму.
Материалы по теме:
🖋 Стихотворения
- Николай Гумилёв. Жираф
💬 О Гумилёве…
- Инга Видугирите. Стихотворение «Жираф» и африканская тема Н. Гумилёва
- Майкл Баскер. «Далекое озеро Чад» Николая Гумилёва
🤦 Критика
- Разумник Иванов-Разумник. Изысканный жираф