Содержание

О Гумилёве... / О творчестве

В статье рассматривается содержательная структура концепта «пространство» в поэзии Н. С. Гумилева, ее вербализация средствами лексического уровня языка, роль данного концепта в воплощении мотива движения, его взаимосвязь с концептом «движение».

Для изучения идиостиля Н. С. Гумилёва важно пронаблюдать, какие языковые средства используются им для речевого воплощения разных компонентов хронотопа, поскольку пространственно-временные характеристики органично включаются в содержательную структуру мотива движения — ведущего в поэзии Гумилёва. В настоящей статье в лингвокогнитивном аспекте рассматривается концепт «пространство» и способы его вербализации в поэтических текстах Гумилёва.

Пространство — одно из основных проявлений реальности, с которым сталкивается человек, как только он начинает осознавать себя и познавать окружающий мир. Пространственный опыт составляет основу всякого феноменологического знания — знания, порождаемого на уровне индивидуального взаимодействия человека с окружающим миром. Ю. М. Лотман писал: «Семиотика пространства имеет исключительно важное, если не доминирующее, значение в создании картины мира той или иной культуры. Природа этого явления связана с самой спецификой пространства. Неизбежным фундаментом освоения жизни культурой является создание образа мира, пространственной модели универсума» [3. С. 205]. Пространственная картина мира многослойна: она включает в себя архаические, мифологические, научные, «бытовые» представления о пространстве, которые смешиваются в сознании человека и образуют сложный, всеобъемлющий концепт.

В художественном тексте отражаются все существенные свойства пространства как объективной бытийной категории, при этом, как отмечает Л. Г. Бабенко, «репрезентация пространства в каждом отдельном художественном тексте уникальна, так как в нем воссоздаются творческим мышлением, фантазией автора воображаемые миры» [2. С. 96]. Исследование роли категории «пространство» в художественном тексте позволяет раскрыть особенности индивидуальной картины мира автора, выявить своеобразие художественного воплощения пространства в тексте.

Слово пространство используется в поэзии не часто. Очевидно, это связано с абстрактным характером его семантики и тяготением к книжным стилям. Неоднократное использование Н. Гумилёвым лексемы пространство в поэтических текстах является особенностью его идиостиля. Поэту свойственно философское осмысление пространства, обращение к абстрактному смыслу этого слова. У Н. Гумилёва пространство осмысляется 1) как форма бытия, некое первоначало мира (в этом случае лексема пространство используется в паре со словом время): «Иду в пространстве и во времени, / И вслед за мной мой сын идет...»; «И понял, что я заблудился навеки / В слепых переходах пространств и времен... »; 2) как иная (духовная) реальность, инобытие (при этом лексема пространство, как правило, употребляется во множественном числе, что рождает мысль о многомирии): «Аромат сжигаемых растений / Открывал пространства без границ...»; «Он вбрасывал в пространства безымянных /Мечтаний — слабого меня»; в этом случае пространство может пониматься и как сфера бытия Бога, божества: «Солнце свирепое, солнце грозящее,/ Бога, в пространствах идущего, /Лицо сумасшедшее...»; 3) как земной мир (физический, зрительно воспринимаемый человеком): «Кони фыркали, били копытом, маня / Понестись на широком пространстве земном...»; «Целый день на мостике готов, /Как влюбленный, грезить о пространстве...». Такие употребления лексемы пространство соответствуют стилистическим тенденциям акмеизма в поэзии «серебряного века».

В качестве семантических инвариантов слова пространство Гумилёв активно использует лексемы мир, простор, даль, ширь, также обладающие абстрактным семантическим потенциалом. Для Гумилёва мир — это, в первую очередь, пространство, окружающее человека, мир реальный, земной, родной человеку («И зачем мне сделался несносен / Мир родной и знакомый давно...»; «Явольный, снова верящий удачам, /Весь мир мне дом»). Слова простор, даль, ширь имеют общую семантическую составляющую, подчеркивают широту, размах и бескрайность окружающего пространства и способствуют при определенных синтагматических условиях их употребления формированию наглядно-чувственного образа мира в поэтических текстах Гумилёва («Так ли с сердца бремя снимет / Голубой простор, / Как она, когда поднимет / На тебя свой взор?»; «Туда б уйти, покинув мир лукавый, / Смотреть на ширь воды и неба ширь.../В тот золотой и белый монастырь!»; «Врозовой пене встретим даль мы, / Нас испугает медный лев. / Что нам пригрезится в ночь у пальмы, /Как опьянят нас соки дерев?»).

Особенностью концепта «пространство» в поэзии Н. Гумилёва является его тесная взаимосвязь с концептом «движение». Чаще всего движение трактуется Гумилёвым как путешествие, странствие, а пространственная характеристика является важнейшим параметром движения. Внутри поэтического мира Гумилёва можно выделить следующие типы пространства (моделируемые концептом «движение»): земное пространство, небесное, космическое, точечное, психологическое, сказочно-фантастическое (мифологическое) и культурно-историческое пространство. Названные типы пространства в поэтических текстах Н. Гумилёва не отрицают друг друга и, чаще всего, взаимодействуют, дополняют друг друга, при этом доминирующим оказывается земное пространство, на характеристике которого и будет далее сосредоточено внимание.

Земное пространство — пространство непосредственного восприятия, включающее область реального физического и область чувственного (зрительного, слухового) опыта. В поэзии Гумилёва это преимущественно открытое пространство. Сюда может быть отнесено близкое к реальному географическое пространство, а также любая обжитая среда: городская, деревенская, природная.

Конкретная лексика, репрезентирующая данный тип пространства в лирике Н. Гумилёва, характеризуется своеобразной «деконкретизацией» семантики, чему в ряде случаев способствует использование лексем во множественном числе. Например, лексическая единица леса у Гумилёва не столько обозначает конкретный денотат, сколько указывает на мир в целом, окружающий лирического героя.

Земное пространство в поэзии Н. Гумилёва репрезентируется словами, обозначающими объекты и явления физического мира: земля, ивы, дорога, город, селенья, травы, поле, крыши, площади, горы, лес, луг, равнины, чащи и др.; к ним примыкают слова, включающие сему «водное пространство» — река, море, болота, озеро, океан, воды.

Названные лексемы являются основным средством репрезентации концепта «пространство» у Гумилёва, с их помощью поэт создает в своих текстах образ земного пространства, окружающего мира:

И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.
(Занзибарские девушки)

Мы видели горы, лес и воды,
Мы спали в кибитках чужих равнин,
Порою казалось — идем мы годы,
Казалось порою — лишь день один.
(Возвращение)

Слова этой группы чаще всего используются Гумилёвым во множественном числе, что позволяет создать образ безграничного, бескрайнего пространства. При этом происходит, как уже говорилось, деконкретизация указанных лексем: для поэта важен не столько выбор предметов и явлений земного пространства, сколько возможность выразить с их помощью более общее понятие — целый мир, мир вообще.

Типичны для Гумилёва при речевой реализации рассматриваемого концепта слова, номинирующие в тексте экзотическое пространство, воссоздающие местный, национальный колорит. Это яркая особенность идиолекта Н. Гумилёва. В этой группе слов выделяются топонимы, зоонимы, слова с общей семой «растение».

В поэтических текстах Н. Гумилёва топонимы встречаются весьма часто. Как правило, они используются для изображения конкретного географического пространства: Мадрид, Генуя, Неаполь, Красное море, Египет, Сахара, Суэцкий канал, Судан, Либерия и др. Географические названия места действия и описание этих мест, точная пространственная адресация облегчают восприятие художественного текста, настраивают читателя на реалистическое восприятие информации. Используя топонимы, поэт осуществляет географическую конкретизацию описываемого события, приближает его к действительности. Даже вне текста топонимы содержат информацию об определенном пространстве, поэтому у Н. Гумилёва они очень часто выполняют функцию заглавия: «Абиссиния», «Галла», «Сомалийский полуостров», «Либерия», «Мадагаскар» и др.

Топонимы, обозначающие конкретное географическое пространство, в лирике Гумилёва входят в состав ярких, наглядных метафорических выражений, отражающих неординарное восприятие поэтом реального пространства. Ассоциации поэта необычны, сугубо индивидуальны, он выделяет основной для описываемой местности образ, признак и переосмысливает его, эстетически трансформирует: «Здравствуй, Красное море, акулья уха, / Негритянская ванна, песчаный котел!». В приведенном примере топоним Красное море определяется метафорическим рядом обособленных приложений: уха, ванна, котел. В свою очередь, определения при этих словах связывают метафору с реалиями Красного моря.

Воссоздать в тексте пространство экзотических стран Гумилёву помогают слова, называющие животных и растения. Поэтическая фауна в произведениях Гумилёва весьма богата и разнообразна (конь и лошадь, лев, слон, волк и волчица, гиена, верблюд, обезьяна, тигр, носорог, жираф, крокодил, орел, попугай и какаду, ястреб и др.). Наиболее многочисленными являются названия экзотических, чаще хищных животных и птиц, что, безусловно, определяется семантикой дальних странствий. Гумилёв активно использует и слова с общей семой «растение»: цветы, баобабы, смоковница, травы, барбарис, сикомора, эвкалипт, кипарисы, пальмы, лианы, плющ и др. Такое разнообразие подчеркивает необычайную протяженность и бесконечность географического пространства в поэтических текстах Н. Гумилёва.

Слова с пространственным значением в лирике Н. Гумилёва используются для обозначения не только физического, но и ментального, абстрактного пространства, что придает содержанию стихотворных текстов характер надличностный, экзистенциальный. Это, в первую очередь, слова страна, остров, место, сад, поля и др., а также небольшая группа топонимов: Китай (наиболее часто используется поэтом), Индия (Индия Духа), Мекка, Медина, Эльдорадо, Иерусалим. В тексте они становятся знаками инобытия и репрезентируют внутреннее, духовное пространство — некий Идеал, к которому неизменно стремится герой Гумилёва:

Когда ж мы достигли стены Китая,
Мой спутник сказал мне: «Теперь прощай.
Нам разны дороги: твоя — святая,
А мне, мне сеять мой рис и чай».
(Возвращение)

Пространство, обозначаемое этими словами, характеризуется рядом признаков:

1) отдаленностью («далекий Китай»);
2) неизведанностью («неведомая страна», «неизвестная земля»);
3) неопределенностью местоположения «в слепых переходах пространств и времен» («Где я? Так томно и так тревожно / Сердце мое стучит в ответ: «Видишь вокзал, на котором можно /В Индию Духа купить билет»?);
4) своей концептуальной связанностью со смертью (зачастую такое пространство представляется как достижимое лишь после смерти): «Только в Китае мы якорь бросим, / Хоть на пути и встретим смерть!»;
5) своим уподоблением раю («острова совершенного счастья», «за полями обетованными»).

Исходя из всего сказанного, можно утверждать, что основными признаками земного пространства в лирике Н. Гумилёва являются бескрайность, отдаленность и неизведанность. Земное пространство оказывается доминирующим в поэзии Гумилёва, что, во-первых, вполне объяснимо с позиций акмеизма, утверждавшего самоценность каждого явления на земле, красоту и священность окружающего мира, а во-вторых, напрямую соотносится с мотивом движения и концепцией лирического героя Н. Гумилёва — героя «пути», героя открытого пространства, для которого движение является нормой жизни.

Библиографический список

1. Гумилёв, Н. С. Избранное / Н.С. Гумилёв; предисл., сост., примеч. Н. Богомолова. — 2-е изд., доп. — М.: Панорама, 2000. — 544 с. — (Библиотека «Русская литература. ХХ век»).

2. Бабенко, Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: учебник; практикум / Л. Г. Бабенко, Ю. В. Казарин. — 2-е изд. — М.: Флинта: Наука, 2004. — 496 с.

3. Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера-история / Ю. М. Лотман. — М., 1996.