Содержание

О Гумилёве... / Сравнительные характеристики

Когда перечитываешь вновь и вновь воспоминания современников о Н. С. Гумилёве и М.А . Волошине, создается впечатление, что некая мистическая сила все время вмешивалась в отношения двух поэтов. И они, сумевшие многое предугадать в своих судьбах, не могли не предсказать своего соперничества и разрыва. Может быть, неосознанно. Именно такое предсказание и видится мне в их поэтическом диалоге.

Много дорог прошел поэт Н. С. Гумилёв. Одна из них ведет в Коктебель. И начинается она ... в Париже 1907-8 годов, куда Николай Степанович приехал учиться.

Вскоре после приезда (июль 1907 г.) в мастерской художника С. Гуревича он знакомится с Е. И. Дмитриевой [1, с. 49], но было всего две встречи и, казалось, никакого продолжения...

В 1908 году на «четвергах» Кругликовой состоялось знакомство с Ал. Толстым и с М. Волошиным... [см. 1, с. 61; 2, с. 122]. Так сказать, «первое» знакомство, т.к. за ним, как и за «первым» знакомством с Дмитриевой ничего не последовало.

Февраль 1909 года. Гумилёв знакомится (следует добавить «вновь») с только что приехавшим из Парижа Волошиным, возобновляется и знакомство с Дмитриевой [3, с. 359].

Весной, по горячим следам парижского «Сириуса» молодые литераторы начинают издавать журнал «Остров», часто встречаются на квартире у Толстого, на «башне» Вяч. Иванова... Споры, стихи, и, конечно, любовь [см. 1, с. 74].

«...Мы оба <Гумилёв и Дмитриева — Е.К.> с беспощадной ясностью поняли, что эта «встреча», и не нам ей противиться...» — пишет Дмитриева. Однако Волошин уже в то время был для нее «самой большой, самой недосягаемой в жизни» любовью [4, с. 196]. Их отношения складываются в печально известный в русской литературе треугольник.

Волошин уезжает в Коктебель, но переписывается и с Гумилёвым, и с Дмитриевой. В одном из таких писем, 1 мая 1909, Дмитриева и прислала Волошину два сонета. Игра в «сонетное буриме» захватила поэтов «Академии стиха». Сонеты на заданные рифмы писали В. Брюсов и Вяч. Иванов, Н. Гумилёв и Е. Дмитриева. Волошин тоже включился в эту игру, вступив в поэтическую дуэль с Гумилёвым [см. 1, с. 84-87].

Сонет Гумилёва — восторженный, полный любви (Он пишет Дмитриевой!) [см. 2, с. 126]. Ответ Волошина более настороженный и мрачный. Солнечные луга Гумилёва превращаются у него в выжженные, белая восторженная птица стала ночной и пала. Стены зеленых трав, которые легко раздвигает Гумилёв, Волошин превращает в синие стены горных хребтов, раздвинуть которые человеку попросту не под силу. Веселый гам становится знойным гамом цикад и ос. Огонь желанья из гумилёвского стихотворенья Волошин «гасит» тройным наслоением темноты: В темной мгле (померкнули поля...).

Гумилёв, явно обращаясь к Дмитриевой, пишет: Так любят льнуть серебряные пены К твоим нагим и маленьким ногам. Волошин гневно вопрошает: чьим ногам? После фразы Гумилёва Все чувствуют дыханье перемены, Волошин снова подозрительно и недоверчиво осведомляется: Кто мыслил перемены?

В последней строке волошинского сонета слово ответствует как бы показывает, что вопросы его и не вопросы вовсе, а отрицательный ответ на восторженность соперника. (Ведь дружеские отношения с Ел. Дмитриевой у М. Волошина сложились еще до его отъезда в Коктебель [см. 2, с. 122], он знал о ее взаимоотношениях с Н. Гумилёвым, а по ее воспоминаниям в июне 1909г. сказал ей, что «любит ее, любит уже давно» [5, с. 275]).

Продолжая игру, Гумилёв посылает Волошину рифмы для нового сонета, но получает в ответ стхотворение-вызов (20 мая 1909 г. — по дате письма) и вызов принимает.

Все стихотворение Волошина пронизано грозно рокочущей аллитерацией «гр» и ее раскатами «р». Дважды прорывается и слово «гнев»: разгневанных эриний и сбросил гнев, и даже ярость. В ответе Гумилёва звучит удивление: Нежданно... Он недоумевает, отчего такие интонации у Волошина, и отрицание появляется на протяжении всего стиха: Не-жданно, не сходил, не расточа, не-истовый. Отголоском звучит повторение «н». Он отрицает свою причастность к чему-то, догадываясь, вероятно, о каких-то отношениях между Дмитриевой и Волошиным. Полз туман, который вкрался в их дружеские отношения с Волошиным, делались тесней От сорных трав просветы, яд. И, наконец, Соперники — соперниками оказались Волошин и Гумилёв.

При этом в сонетах Волошина встречаем: зной (дважды), знойный гам, по степям, Равнины медно-буры, Хребтов синели стены, горный кряж, с гор, Гряды холмов, ярость вод, В морях. Сочетанье выжженного и синего, зноя, степей, гор и моря — перед нами предстает Коктебель, его суровая и прекрасная природа. У Гумилёва: по солнечным лугам, Зеленых трав стены, в лесах, рощи — противоположность «горному», «крымскому» Волошину. Таким образом, сравнение врагов-ассуров с грудами скал отсылает нас к «горному» сопернику. Столкновения еще не произошло, запасы стрел на месте, однако уже блеснула сталь и в воздухе носится предчувтсвие поединка. Причем и в одном и в другом сонете присутствует кровь, как бы намекая на возможную развязку. Поэты подсознательно чувствуют, чем все обернется впоследствии.

Но в конце мая по приглашению Волошина Гумилёв и Дмитриева отправляются в Коктебель. Как будто некий магнит, сначала «случайно» собравший их в Париже в одно и то же время, затем также «случайно» перетянул их в Петербург и теперь вновь пытался их соединить... Хотя на поездке в Коктебель настояла Дмитриева, в которой было «две души, и одна из них...любила одного, другая — другого» [4, с. 197].

А в Коктебеле — «Дача — легкий, перепончатокрылый кораблик на суше, легкокрылое...суденышко на приколе. Того и гляди — отчалит и заскользит, подгоняемое ветром...Чуть подале от берега — дом, строенный матерью М. Волошина... Обычно в этом доме селились приезжавшие на лето из Москвы и Петербурга поэты... Одна из комнат надолго сохранила название «гумилёвской» — в ней останавливался Николай Гумилёв [6, с. 381].

«Это — третий этаж, первая дверь на лево от лестницы, совсем маленькая комната, обращенная вы сторону Сюрю-Кая и Святой горы, с покатым деревянным потолком на шести балках. В ней жил Н. С. Гумилёв летом 1909г... В келейке написаны Гумилёвым «Капитаны». Длинна комнаты вдоль окна — 6½ шагов, ширина — от двери к окну З½ шага. Окно вверху, 2½ аршина от полу. ... В келье — деревянная кровать, маленький белый столик под окном. Над входной дверью — надпись на картонной дощечке: «Комната Н. С. Гумилёва» (1931г.) [6, с. 406]. Она похожа на корабельную каюту, эта комната. И атмосфера Коктебеля была как бы живой декорацией для «Капитанов».

У Дмитриевой «началась как раз в это время ее удивительная короткая полоса жизни, сделавшая из нее одну из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе» [7, с. 40].

«Николай Степанович большую часть времени проводит или один, или с Дмитриевой. Месяц отдыха — купание, прогулки в горы, в болгарскую деревню, где пили турецкий кофе, катание на лодках, литературные беседы.

Гумилёв с Дмитриевой много говорили о Виньи, которого Гумилёв читал в это время (влияние Виньи сказалось на «Капитанах»). Вместе с Дмитриевой читал Бодлера. Говорил с ней о Вяч. Иванове, о Брюсове...

Вечерами все собирались в мастерскую Волошина. Тут бывали литературные беседы, чтение стихов, стихотворные шутки, конкурсы... [см. 1, с. 88]. Так, например, Дымшиц-Толстая рассказывала, как поэты (Волошин, Гумилёв, Дмитриева, Толстой), устроив творческое соревнование, «...заставили ее облачиться в синее платье, надеть на голову серебристую повязку и позировать им, полулежа на фоне моря и голубых гор...». А Толстой в шутливых стихах так описывал их время провождение:

На берегу в песке игра:
«Игра большая китоврасья».
Описывать не стану я
Всех этих дерзких ухищрений,
Как Макс — кентавр, я змея
Катались в облаке камений.
Как сдернул Гумилёв носки
И бегал журавлем уныло,
Как женщин в хладные пески
Мы зарывали... Было мило.
[2, с. 124].

Есть у Толстого и прозаические воспоминания, в которых он пишет, что «Гумилёв с иронией встретил любовную неудачу: в продолжении недели он занимался ловлей тарантулов. Его карманы был набиты паукам, посаженными в спичечные коробки. Он устраивал бои тарантулов. К нему страшно было подойти. Затем он заперся у себя в чердачной комнате дачи и написал замечательную, столь прославленную впоследствии поэму «Капитаны». После этого он выпустил пауков и уехал» [7, с. 40]. По поводу этих пауков стоит вспомнить столь любимую Гумилёвым книгу Ницше «Так говорил Заратустра». В ней есть целая глава, посвященная тарантулам. Однако считая их символом мести, дочитаем главу до конца. Герой также ловит тарантулов, но говорит, что он не тот, кого они жалят и призывает людей не поддаваться голосу мести [см. 8, с. 188].

Отношения между Гумилёвым, Дмитриевой и Волошиным, и так запутанные, в Коктебеле еще более усложнились, и в начале июля Гумилёв уехал ... [3, с. 361].

А осенью «треугольник» снова в Петербурге. Но... Дмитриева «вернулась, совсем закрытая для Н.С.» [4, с. 197], все еще не желая окончательно порвать с ним отношения. Появляется Черубина де Габриак... Строго говоря, эта мистическая дама не имеет никакого отношения к тому, что произошло между Волошиным и Гумилёвым. Если ее просто не упоминать в этом трагикомическом продолжении стихотворного поединка, цепочка событий нигде не прервется.

Если обратиться к воспоминаниям (а воспоминания об этих событиях оставили многие), то прежде всего бросается в глаза их противоречивость. Итак, стало известно, что Гумилёв оскорбил даму, Волошин бросился ее защищать, оскорбив при этом Гумилёва... Пощечина... (По всем правилам, как Гумилёв учил! [см. 4, с. 194]). Дело чуть не доходит до драки между «хилым Николаем Степановичем и силачом Волошиным» [1, с. 91; 7, с. 41]... Дуэль. Теперь уже переживают, чтобы такой «хороший стрелок Гумилёв» не убил Максимилиана Александровича. Стреляются на Черной речке. Перед поединком по одной версии все вместе ищут в снегу потерянную калошу Волошина [см. 1, с. 96], по другой — из снега откапывали застрявшую машину [см. 7, с. 42]. Одни свидетели утверждают, что Гумилёв стрелял в воздух [см. 1, с. 95; 9, с. 238], другие — что он промахнулся [см. 1, с. 94], более осторожные — что «блеснул выстрел» [7, с. 42]. Две осечки у Волошина.

После этого они буквально разлетаются в разные стороны: Гумилёв в любимую им Африку [см. 3, с. 364]), Волошин — в не менее любимый им Коктебель [см. 2, с. 133]. Наказанной же осталась Дмитриева: она надолго перестала писать [см. 1, с. 93].

Больше они не встречаются. По крайней мере, не общаются. Имя Волошина дважды вскользь упоминается в рецензиях Гумилёва. Но можно ли говорить о ненависти?

Вспомним, что из Коктебеля Гумилёв уехал в Одессу ... к Ахматовой [1, с. 88]. Из этого можно заключить, что отношения с Дмитриевой не могли быть причиной ненависти к Волошину. Впоследствии о дуэли Гумилёв рассказывал «насмешливо» [1, с. 96], а Волошин — «добродушнейше смеясь над собой» [1, с. 96]. Вспомним также, что табличка с именем Гумилёва оставалась на его комнате в Коктебеле и «Максимилиан Александрович рассердился предположению ... что табличка ... может быть снята...» [см. 6, с. 406].

В 1921 году Волошин случайно оказался в Феодосии именно в те же полчаса, что и Гумилёв, который спрашивал, где его найти [см. 1, с. 97; 7, с. 147]. При встрече Волошин сказал: «Николай Степанович, со времени нашей дуэли про(изо)шло слишком много разных событий такой важности, что теперь мы можем, не вспоминая о прошедшем, подать друг другу руки». Он нечленораздельно пробормотал что-то в ответ, и мы пожали друг другу руки. Я почувствовал совершенно неуместную потребность договорить то, что не было сказано в момент оскорбления: «Если я счел тогда нужным прибегнуть к такой крайней мере, как оскорбление личности, то не потому, что сомневался в правде Ваших слов, но потому, что Вы об этом сочли возможным говорить вообще...» «Но я не говорил, Вы поверили словам той сумасшедшей женщины... Впрочем, если Вы не удовлетворены, то я могу отвечать за свои слова, как тогда...» Это были последние слова, сказанные между нами...» Корабль, на котором прибыл Гумилёв, отплывал... [4, с. 655].

Существует и более лаконичная версия жены Волошина, согласно которой при встрече двух поэтов Гумилёв уже был на отходящем корабле [см. 1, с. 97].

Но факт остается фактом. Они помирились. Судьба, которая так неотвратимо вела их к разрыву, вмешалась вновь, и не только позаботилась о нескольких минутах встречи, но и не дала сказать ничего лишнего.

Литература

1. Лукницкая В. Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. — Л., 1990.
2. Купченко В. Странствия Максимилиана Волошина. — СПб., 1997.
3. Гумилёв Н.С. Сочинения: В 3 т. — М., 1991. — Т.З.
4. Воспоминания о Максимилиане Волошине. — М., 1990.
5. Черубина де Габриак. Исповедь. — М., 2001.
6. Волошин М. Стихотворения. Статьи. Воспоминания. — М., 1990.
7. Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. — Репринт, изд. — М.: Вся Москва, 1990.
8. Ницше Ф. Избранные произведения. Книга первая. — Сирин, 1991.
9. Жизнь Николая Гумилёва в воспоминаниях современников. — Л., 1991.
Русский язык и литература в учебных заведениях. — Киев, 2009. — № 6. — С. 38-43.