Античный миф в лирике и драме Н. С. Гумилёва «Актеон»: сущность, особенности восприятия, проблемы функционирования

  • Дата:
Источник:
  • Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Выпуск № 6-1 / том 10 / 2008
Материалы по теме:

Драматургия
теги: пьесы, мифы, Актеон

В данной статье рассмотрены ключевые вопросы гумилёвской поэтики, связанные с восприятием античных мифов: их сущность, особенности функционирования. Образ античности в творчестве поэта серебряного века связан с диалектической борьбой и единством трёх начал: земного, духовного и героического.

В лирике поэтов серебряного века обострился интерес к античности, поскольку в указанный период в России начался, по словам Н. А. Бердяева, «культурный Ренессанс»1. Осознание античной «телесности» как основы поэтического миросозерцания, «столкновение идеала христианского с языческими умонастроениями»2 — причины пристального внимания к античности поэтов рубежа веков, в том числе и Н. С. Гумилёва. Он проявил, по словам В. К. Лукницкой, «...интерес... к римской литературе, к произведениям Овидия, Вергилия»3. Античный миф предстаёт у Н. С. Гумилёва вариантом лирического автомифа, связанного с идентификацией творческой личности как субъекта познания: вечное оказывается центром внимания Н. С. Гумилёва. В одном из стихотворений поэт устами своего лирического героя признаётся:

Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны4.

В приведённом стихотворении противопоставлены бегущие линии (символ изменяющейся жизни) и вечное. Воплощением вечного и становится у Н. С. Гумилёва культура, к примеру, античность. Не только романтические пристрастия поэта (необходимость познания духа, диалектизм, романтическая «отчуждённость» и одиночество героя), но и знакомство с великими знатоками культуры древности В. Я. Брюсовым и И. Ф. Анненским были причинами обращения Н. С. Гумилёва к античности. Образ древней культуры базируется у него на диалектической борьбе и единстве духовного, земного и героического начал. В «античных» лирике и драматургии поэта варьируются три мотива: мотив земного мира, мотив духовного странничества, героические мотивы — и представлены три типа античных героев: духовный персонаж, герой земного мира, героическая личность. Т. С. Зорина отмечает: «...Миф же выступает у Гумилёва воплощением поэтически значимого, источником вдохновения и поэтической фантазии»5. Исследовательница указывает, что античные мифы и легенды являются фундаментом гумилёвской поэзии, её первоисточником, а сам поэт вдохновлён античностью. Античные мифы занимают в лирике и драматургии Н. С. Гумилёва весьма важное место, поскольку представляют собой ключ к осмыслению творческой личности поэта. Так, тяга лирического героя Н. С. Гумилёва к познанию передаётся всем античным персонажам поэта. Даже представленный в лирике Н. С. Гумилёва герой земного мира, стремящийся к гармонии и к земной мудрости, в какой-то момент отвергает свой родной «рай», то есть землю. Например, дриада в гумилёвской «Песне дриады» (1905) стремится из леса к возлюбленному принцу огня:

Как горит твой алый камзол,
Как сверкают милые очи,
Я покину родимый дол,
Я уйду от лобзаний ночи...6

Один из ключевых духовных героев — Одиссей — сознаёт, что пребывание на грани жизни и смерти во имя постижения для него важнее, нежели простое земное счастье. Герой в лирическом цикле Н. С. Гумилёва «Возвращение Одиссея» (1910) обращается к своему отцу Лаэрту с такими словами:

Старик, спеша отсюда прочь,
Последний раз тебя целую,
Я снова ринусь грудью в ночь
Увидеть бездну грозовую7.

Здесь налицо противопоставление земной мудрости с её философией «золотой середины» (воплощение земного мира — розовые хариты) и тяги к познанию, требующему духовного мужества, преодоления смерти (её символ — бездна грозовая). По мнению E. А. Аброчновой, Одиссей — не герой, а антигерой: стихия Одиссея — разрушение, тёмная страсть. Исследовательница пишет: «Итак, вот черты дионисического художника Одиссея: полное подчинение стихии экстаза (слепая и страстная жажда убийства), восторг самозабвения и выхода из размеренного и узаконенного мира...»8. На наш взгляд, такая точка зрения излишне однопланова: хотя Одиссей, разгневанный на женихов, совершает ряд убийств, он для Н. С. Гумилёва — выражение духовного странничества, человек, чья жизнь связана с преодолением различного рода преград, боли, страха. Значит, и отношение автора, тоже духовного странника, к Одиссею, характер которого противоречив, двойственно. Н. С. Гумилёв стремится подчеркнуть духовное одиночество персонажа, его мужество. Налицо, однако, и отличие гумилёвского Одиссея от гомеровского: если гомеровский персонаж благополучно возвращается домой, хотя и понимает, что необходимо отмолить грехи (в частности, то, что он выколол единственный глаз сыну бога Посейдона), то гумилёвский персонаж оказывается готовым на вечное странничество и обретение богочеловечества, потому покидает свой дом.

Мы должны сказать о влиянии стихотворения В. Я. Брюсова «Одиссей» (1907) на лирический цикл Н. С. Гумилёва, который неоднократно отмечал своеобразие стихотворений символиста. В. Я. Брюсов, в творчестве которого мотив духовного странничества играет важнейшую роль, обратился к осмыслению образа Одиссея и усилил экзистенциальную трактовку образа этого персонажа. По мнению В. Я. Брюсова, Одиссей — человек с тёмной душой, которого будет вечно влечь к познанию, к смерти, воплощённой в образах сирен:

И всё мечта предугадала!
Когда в тиши морских пустынь,
Вонзая сладостные жала,
Песнь разлилась полубогинь...9

Стихотворение В. Я. Брюсова, как и Н. С. Гумилёва, написано в форме напряжённого монолога (это и есть главный приём изображения персонажа). У обоих поэтов Одиссей становится вариантом духовного героя, стремящегося к богочеловечеству с помощью постижения пограничного между жизнью и смертью состояния.

Во многом сходен с Одиссеем Актеон из одноимённой пьесы Н. С. Гумилёва. Актеон за невольную оплошность (увидел обнажённой богиню Диану) поплатился жизнью. Овидий в поэме «Метаморфозы» отмечает, что виной всему была случайность, позволившая герою увидеть то, на что смертному смотреть не позволяется:

Первым внук тебе, Кадм, средь столь великого счастья, Горя причиною стал...
Полюбопытствовав, в том ты судьбы лишь вину обнаружишь,
Не преступленье его; ибо в чём преступленье ошибки?10

У Н. С. Гумилёва же в его драме об Актеоне имеют место две трактовки гибели героя: вина и ошибка, причём преобладает вина. Актеон сам стремится к богочеловечеству («Я буду спать, не закрывая глаз, / И, может быть, проснусь наутро богом»11), но этот путь требует преодоления своих земных инстинктов, привязанностей, непрерывной работы над собой. Актеон избирает не путь духовного труда, а лишь созерцательность, не приемлемую для мироощущения Н. С. Гумилёва. В судьбе гумилёвского героя Э. Д. Сампсон прозревает «трагическую судьбу поэта, зажатого между двумя уровнями жизни»12, стремящегося к познанию и не способного «оторваться» от своей земной «основы» и стать абсолютной материализацией вечного (богом). Желание стать богом овладевает и другими духовными персонажами Н. С. Гумилёва (Семирамидой, Ахиллом, Гераклом), поэтому центральным мифом лирики поэта становится миф о рождении духовности, о духовном странничестве. Мотив духовного странничества у Н. С. Гумилёва эволюционирует, и особенности его функционирования связаны с изменениями метода поэта. если раннее творчество Н. С. Гумилёва характеризуется усилением элементов поэтики символизма и восприятием души и тела как двух сторон «одной медали» (сборники «Путь конквистадоров» и «Романтические цветы»); интересом к символизации; то позднее тяготеет к акмеизму, к живописному началу, к детализации, к гармонии души и тела, к восприятию земли как «звезды, огнём пронизанной насквозь...»13 в книгах «Жемчуга», «Чужое небо». Анализируя основные мифы лирики поэта, Е. Ю. Раскина отмечает ключевую роль «...мифа о божестве, в демиургическом акте творчества создающем мир из хаоса»14. Творение космоса из хаоса — прерогатива не только бога, но и поэта-жизнестроителя, осмысленного в лирике Н. С. Гумилёва как героическая личность. Поэт обращается к античному героическому мифу, синтезирующему миф о рождении духовности и миф о земном мире. В ранней лирике поэта мы обнаружим образы римских правителей (Манлия, Каракаллы), становящихся вариантами «сильной личности», а в поздних произведениях можно увидеть греческих героев, стремящихся к познанию духа (Ахилла, Одиссея, Геракла). Рассмотрим образ Геракла. В лирике поэта он переживает эволюцию. Так, в стихотворении «Немея» Геракл, по Н. С. Гумилёву, «встал с угрозой до небес»15, т.е. смог возвыситься до бога, но в основе его подвигов лежит разрушение. Геракл в более позднем гумилёвском стихотворении — «В пустыне» — дивен потому, что сам выбирает свою смерть, но не убивает:

...Я в память дивного Геракла
Сперва отдам себя костру16.

В этом стихотворении мы видим влияние пьес Софокла («Трахинянки») и Сенеки («Геркулес на Эте», «Геркулес в безумье»). В этих античных произведениях Геракл изображён и убивающим чудовищ, и способным преодолеть смерть. Он гордо принимает её в тот момент, когда подвергается тяжёлым страданиям, которые испытывает от отравленного его женой хитона. Геракл оказывается героем, способным преодолеть смерть, подобно Христу (к примеру, у Вяч. И. Иванова говорится о венце «...Христа-Геракла»17). Именно героизм становится для Н. С. Гумилёва формой синтеза духовного и телесного, преодоления смерти, боли и страха.

Образ античности у Н. С. Гумилёва основан на синтезе и борьбе мотивов духовного странничества, земного мира и героических мотивов. В образах персонажей эти мотивы переплетаются, при этом преобладающий мотив всё-таки можно выделить, ибо именно он, по Н. С. Гумилёву, определяет характер и судьбу мифологического героя, тип античного образа: духовный герой (Одиссей), мифологический персонаж земного мира (Актеон), героическая личность (Геракл). Именно античные мифы, сюжеты и образы являются ключом к пониманию творческой личности Н. С. Гумилёва, вариантом его авторского мифа, обращённого к постижению инобытия и обретению своего внутреннего «Я» как «Я» «человекобога».

Примечания:

1. Бердяев Н. А. Избранное. — М.: Искусство, 2005. — С.176.
2. Коновалова О. А. О некоторых аспектах культуры в поэтической вселенной Н. С. Гумилёва // Гумилёв Н. С. Избранное. — М.: Аст, 2007. — С.21.
3. Лукницкая В. К. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. — Л.: Лениздат, 1990. — С.44.
4. Гумилёв Н. С. Собрание сочинений: В 4 т. — Т. 1. — М.: Терра, 1991. — С.74.
5. Зорина Т. С. Поэзия Н. С. Гумилёва и античность: Дис... канд. филолог. наук. — СПб.: 2002. — С.40.
6. Гумилёв Н. С. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. — М.: Терра, 1991. — С.23 — 24.
7. Там же. — С. 141.
8. Бердяев Н. А. Избранное. — М.: Искусство, 2005. — С. 88.
9. Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 1: Стихотворения. Поэмы 1892 — 1909 гг. — М.: Художественная литература, 1973. — С.524.
a 10. Овидий. Любовные элегии. Метаморфозы. Скорбные элегии / Пер. с латинского С. В. Шервинского. — М.: Художественная литература, 1983. — С.148.
11. Гумилёв Н. С. «Когда я был влюблён...» — М.: Школа-Пресс, 1994. — С.411.
12. Sampson E. D. Nikolay Gumilyov. — Boston: Itola, 1979. — P.165.
13. Гумилёв Н. С. «Когда я был влюблён...» — М.: Школа-Пресс, 1994. — С.289.
14. Раскина Е. Ю. Мифопоэтическое пространство поэзии Н. С. Гумилёва: Дис... канд. филологич. наук. — СПб., 2000. — С.108. 15. Гумилёв Н. С. «Когда я был влюблён...» – М.: Школа-Пресс, 1994. – С.486. 16. Гумилёв Н. С. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. – М.: Терра, 1991. – С.271. 17. Иванов Вяч. И. Стихотворения, поэмы, трагедия. – СПб.: Академический проект, 1995. – С.223.


Материалы по теме:

🎭 Драматургия