Содержание

О Гумилёве... / Критика

(Н. Гумилёв. К синей звезде. Неизданные стихи 1918 года. «Петрополис». Берлин, 1923 г. стр. 74+4 нен. / Рецензия Л. Горнунга: Чет и нечет: Альманах поэзии и критики. М.: Авторское издание, 1925)

Накануне многолетнего запрета на упоминание Николая Гумилёва вне заведомо негативных контекстов, в 1925 году его имя появилось на страницах сразу двух московских литературных сборников¹. В альманахе Московского цеха поэтов «Стык» Сергей Городецкий (в 1921 г. отозвавшийся на смерть Гумилёва некрологом², в котором содержался в конспективной форме почти весь набор идеологических обвинений, повторявшихся затем с небольшими вариациями многочисленными советскими авторами) поместил цикл «Друзья ушедшие», объединивший стихотворения памяти А. Блока, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова и А. Ширяевца³, а в сборнике «Чет и нечет: Альманах поэзии и критики»⁴ появилась рецензия Льва Горнунга на посмертный сборник Н. Гумилёва «К синей звезде».

Последняя рецензия интересна не только тем, что она принадлежит автору, для которого собирание материалов о Н. Гумилёве стало делом всей жизни⁵, но и потому, что сам сборник «Чет и нечет» представляет собой единственное типографское издание московского круга поэтов и филологов, объединявшихся вокруг машинописного журнала «Гермес», а затем вокруг машинописных же альманахов «Мнемозина» (1924) и «Гиперборей» (1926). В качестве эстетического направления этот круг ориентировался на по-своему понимаемый классицизм, который должен был, по их мнению, сменить предшествующую акмеистическую «эпоху» русской поэзии. И, как подчеркивается в работе, посвященной истории журнала «Гермес», именно Гумилёв (причем поздний) участниками этого круга признавался образцово «классическим» поэтом⁶.

Участники названных рукописных журнала и альманахов образовывали также несколько литературных кружков — «Кифара», «Зеленая лампа», «Зайцевский» кружок (главным местом собраний которого был дом поэта Петра Никаноровича Зайцева)⁷. О деятельности этих объединений сохранилось чрезвычайно мало свидетельств. Важным источником наших сведений о том, как проходили их собрания и о составе кружков являются воспоминания Льва Горнунга о Софье Парнок⁸ и его же воспоминания о Б. Пастернаке⁹, продиктованные на основе прежних дневниковых записей. В «зайцевском» кружке участвовали Ю. П. Анисимов, Н. Ф. Бернер, С. Я. Богдановский, сам Л. В. Горнунг, С. С. Заяицкий, С. Я. Парнок, А. И. Ромм, В. О. Станевич, М. М. Тумповская.

В «Кифаре» участвовали А. А. Альвинг (председатель), Л. Горнунг (секретарь)¹⁰, Б. В. Горнунг, М. М. Кенигсберг, его жена Н. В. Волькенау, поэтесса Н. Д. Перелешина, поэт и филолог Д. С. Усов. В конце 1925 г. А. Эфрос, Б. Лившиц, Б. Пастернак, С. Парнок, Л. Горнунг и В. Звягинцева составили организационную группу будущего издательства «Узел» (где в 1926 г. были изданы книги Б. Пастернака, С. Парнок, Б. Лившица, В. Звягинцевой и А. Ромма). Среди официальных учредителей издательства «Узел» был и Г. Г. Шпет, который также принимал участие и в журнале «Гермес», и в сборнике «Гиперборей». Заметим, что фактически совпадает с установкой круга «Гермеса» и «Мнемозины» на создание нового «классицизма», выделенное Г. Винокуром декларирование Ренессанса как культурной задачи современной литературы в «Эстетических фрагментах» Шпета (в рецензии, напечатанной в «Чете и нечете»).

В упоминавшейся статье о журнале «Гермес» прослеживается эволюция эстетических позиций участников этих изданий. Отрицание футуризма представляется авторам тем пунктом, который привел к размежеванию Б. Горнунга и А. Ромма с остальными. Видимо, это утверждение не вполне правомерно. Более вероятно, что декларируемая в предисловиях к «Мнемозине» и «Чету и нечету» антифутуристичность носит не собственно эстетический характер, а вызвана, с одной стороны,восприятием футуризма, как одного из государственно поощряемых господствующих течений, а с другой — самим жанром литературного манифеста любой новой литературной группы. В пользу этого говорят и симпатии участников этого круга к Б. Лившицу (одному из участников «Мнемозины») и Б. Пастернаку, и статья в «Чете и нечете» Ф. Вермеля¹² «Поэзия наших дней», которая является фактически литературным манифестом — в ней футуризм оценивается наравне с символизмом и акмеизмом, причем автор декларирует свою особую привязанность к Б. Пастернаку (тем самым полемизируя с оценкой Пастернака в декларативной статье Б. Горнунга в «Мнемозине» — «Пир во время чумы»).

Помимо отмеченной антифутуристической направленности и ориентации на «классицизм», олицетворявшийся Н. Гумилёвым и отчасти М. Кузминым и Ю. Верховским (оба также участвовали в «Мнемозине»), не менее важной для этого литературного круга была ориентация на «дилетантизм» в литературе. В манифесте, которым открывается «Мнемозина», в качестве литературных предшественников группы названы А. К. Толстой, Ф. И. Тютчев, Каролина Павлова, А. Фет — все они, как и И. Анненский (чей культ насаждался обществом «Кифара») были «дилетантами», т. е. литературный труд не был для них источником существования. Эта установка на дилентантизм объяснима условиями жизни,— профессионализация требовала бы от участников этого круга отказа от творческой свободы, принятия рамок советской литературной жизни. Многие из них на это не пошли и естественной платой за это для них было хроническое «непечатание»,— стихи Л. Горнунга после сборника «Чет и нечет» были впервые напечатаны лишь в 1987 г. При этом многие из них зарабатывали литературными переводами (оперные либретто, поэзия народов СССР и т. д.). Это стало в определенной степени вынужденной литературной позицией и таких поэтов как Александр Кочетков и Арсений Тарковский¹³, которые были связаны с 1930-х гг. дружескими связями с участниками литературных кружков и машинописных изданий 1920-х. Эти формы литературной жизни естественно прекратились после 1929 года, сам факт собирания машинописного альманаха или регулярных собраний поэтического кружка становился уже достаточным для ареста.

Внимательное рассмотрение таких аспектов литературной жизни 1920-х гг., как полудомашние литературные кружки, рукописные издания, частные издательства — позволит совершенно иначе представить историю русской литературы в Советском Союзе. Андрей Белый, М. Кузмин, М. Волошин, Б. Пастернак, А. Ахматова, М. Булгаков, О. Мандельштам, рассматриваемые сегодня как одиночки в широком и могучем потоке советского литературного процесса от К. Федина и Вс. Иванова до А. Фадеева и В. Ставского¹⁴, оказываются не только тесно связанными с названными литературными кружками (они присутствовали на их собраниях, читали свои и участвовали в обсуждении чужих стихов), но и переживали сходные этапы литературной биографии — это и известные периоды поэтического «молчания» А. Ахматовой, О. Мандельштама, Б. Пастернака, и загруженность переводами в ущерб собственному творчеству, да и писание романа «Доктор Живаго» можно рассматривать как «дилетантское» занятие человека, живущего и кормящего семью переводами Ю. Словацкого, И. Гете и В. Шекспира.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1) Оба эти сборника были выпущены не государственными издательствами, но подвергались при этом не меньшей цензуре.

2) «Искусство» (Баку), 1921, № 2—3.

3) Стихотворение памяти Н. Гумилёва не отмечено в библиографическом указателе Н. П. Рогожина «Литературно-художественные альманахи и сборники: 1918—1927», впрочем имя Гумилёва вообще отсутствует в этой книге.

4) Издание вовсе не отмечено Н. Рогожиным. В нем были напечатаны стихи Ф. Вермеля, А. В. Чичерина, Л. Горнунга, С. Спасского, статьи и рецензии Г. Винокура, Ф. Вермеля, А. Ромма, Б. Горнунга, Л. Горнунга. Редактировался сборник Ф. Вермелем и Г. Винокуром.

5) См. записанные Л. Горнунгом воспоминания о Н. Гумилёве С. Ауслендера и О. Л. ДеллаВос-Кардовской в сборнике «Панорама искусств». Вып. 11. М., 1988 (в настоящее время перепечатаны в сборнике «Жизнь Николая Гумилёва» (Л., 1991).

6) Г. Левинтон, А. Устинов. К истории машинописных изданий 1920-х годов.— «Русская мысль» (Париж), 1990, 2 ноября. Литературное приложение № 11; то же.— Пятые тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1990.

7) О «Зеленой лампе» см. в книге М. Чудаковой «Жизнеописание Михаила Булгакова» (М., 1988, с. 219—222); см. такжезапись устных воспоминаний М. Волошина об И. Анненском, сделанную на заседании «Кифары» Д. Усовым и Л. Горнунгом (опубликована А. Лавровым и Р. Тименчиком в сб. «Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1981». Л., 1983, с. 69—71).

8) Рукопись; частично опубликована в журнале «Наше наследие» (1989, № 2), однако редакционные сокращения фактически обесценивают эту публикацию.

9) «Литературное обозрение», 1990, № 5.

10) В архиве Л. Горкунга сохранилась программа и декларация «Кифары».

11) Сохранившиеся в отделе рукописей ИМЛИ письма к Пастернаку А. Туфанова и Д. Хармса с А. Введенским связаны именно с его участием в «Узле».

12) Филипп Матвеевич Вермель (1899—1938?), учился в гимназии с Г. О. Винокуром, в 1916 поступил на ист.-фил. факультет Московского университета (не окончил). В 1917 был секретарем издательства «Центрифуга». В 1920-х работал в библиотеке председателя Реввоенсовета (Л. Троцкого). До 1937 работал в англо-американском секторе ТАСС. В 1938 г. был арестован и погиб. Большое собрание его стихотворений хранится в ЦГАЛИ (ф. 1346, оп. 4, ед. 83).

13) О них, как и о М. С. Петровых и С. Липкине А. Ахматова говорила: «Поколение, которому не дали раскрыть рта».

14) Ср. например в некрологе А. Д. Алексеева, написанном М. Д. Эльзоном: «А. Д. Алексеев неоднократно мне говорил, что, по его мнению, великая русская литература ушла в изгнание, а литература, «освященная» идейностью и партийностью, таковой, собственно, не является, так сказать, находится вне пределов литературы (он делал исключение для Ахматовой, Мандельштама, Заболоцкого, Шефнера и некоторых других)».— «Русская мысль», 1990, 2 ноября. Литературное приложение № 11, с. XV.