О жанре пантуна в творчестве Н. Гумилёва

  • Дата:
Источник:
  • Европейский журнал социальных наук. – М., 2013. – № 12 (39). – Т. 2. – С. 175-183.

Книги

«Дальние небеса» Николая Гумилёва

Елена Куликова
«Дальние небеса» Николая Гумилёва

В монографии рассмотрены лирика, дневниковая проза и переводы Николая Гумилёва. В качестве одной из главных тем творчества Гумилёва избрана тема путешествий и экзотических стран. Особое внимание уделяется переводам французских поэтов (Т. Готье, Ш. Леконта де Лиля, Ш. Бодлера, А. Рембо), заметно обновившим ориентальную мотивику европейской культуры. Та же проблема решается и Гумилёвым: под влиянием французской поэзии и по собственным путевым впечатлениям поэт создает оригинальный образ Востока и Африки, формируя новые концепты русского исторического самосознания, совмещающие в себе как западные, так и восточные черты. Экспериментируя с редкими жанрами, например, с малайским пантуном, Гумилёв обогащает устоявшийся жанровый репертуар русской поэзии, ставит пантун в один ряд с сонетом, рондо, терцинами, октавами и другими хорошо освоенными твердыми формами.

теги: стихи, переводы, анализ, Гончарова и Ларионов

В лирике Н. Гумилёва встречаются твердые строфические формы — такие, как  французская баллада, газель, сонет, хокку и др.

И несмотря на то, что, по мнению А. Г. Грибкова, написавшего исследование «Метрика и строфика Н. С. Гумилёва как художественно-выразительное единство», они «не заняли в творчестве Гумилёва заметного места»1, тем не менее стоит отметить, что поэту были интересны стихотворные эксперименты. По мнению А. Г. Грибкова, «следуя традициям русской классики, в строфике он (Гумилёв — Е. К.) стремился к простоте и естественности, считая, что время формальных изысков давно миновало. По сути, это отвечало доминирующим тенденциям развития русского стиха»2. Полностью согласиться с данным утверждением сложно. «Формальные изыски» встречались у многих поэтов первой половины ХХ в. Рондо и рондели писали Б. Лившиц и И. Северянин, секстины — М. Кузмин и К. Липскеров, разные виды сонетов — Вяч. Иванов, С. Соловьев, А. Ахматова, Н. Гумилёв, пантуны — В. Брюсов, Е. Сырейщикова, Вяч. Иванов, В. Ходасевич и др. 

Наличие в лирике Гумилёва сонетов итальянского типа, провансальской баллады, хокку, терцин, октав и пантумов доказывает интерес поэта к «игре» с твердыми формами. Как вспоминает И. Наппельбаум, посещавшая студию Гумилёва при Доме искусств в Петрограде в 1921 г., «Гумилёв мечтал сделать поэзию точной наукой. Своеобразной математикой. Ничего потустороннего, недоговоренного, никакой мистики, никакой зауми. Есть материал — слова, найди для них лучшую форму и вложи их в эту форму, и отлей форму, как стальную. Только единственной формой можно выразить мысль, заданную поэтом. Беспощадно бороться за эту исключительную точность формы, ломать, отбрасывать, менять»3.

Наша работа будет посвящена гумилёвским пантумам — стихотворному жанру, к которому поэт обращался пять раз: в седьмой «Абиссинской песне» (1914-1916?), в стихотворении «Гончарова и Ларионов» (1917-1918), в пьесе «Дитя Аллаха» (диалог Птиц и Гафиза) (1916-1917?), в переводе «Малайских пантумов» Ш. Леконта де Лиля (1919) и в черновом наброске «Какая смертная тоска…» (1921).

Жанр пантунов (у Гумилёва всегда — «пантум») упоминается в материалах П. Лукницкого: «В 1921 г. Гумилёв в Доме искусств читал лекции по теории поэзии начинающим стихотворцам. У меня имеется несколько листков записей, написанных столь бегло, карандашом, что разобрать их почти невозможно. Кем из студентов сделаны эти записи на предоставленных мне в 20-х годах этих листках, я не помню. Но на одном из этих листков я разобрал следующее объяснение той формы стихотворения, которая называется "пантумом": "...Повторение в стихах (плясового? — П. Л.) характера вначале. Позже повторы употребляются для оттенения одной мысли с разных сторон. Французские баллады, сложные секстины, рондо... Сл. с... (неразборчиво — П. Л.) — ...рифмовать одно слово в... (?) видах. Секстины с переплетениями — стихотворение кончается первою строчкой; две тема (......?) — 3, 5, 2 — 4 — 6. Знач. втор. стр.......1. Малайский пантум»4.

Исследователь современной малайской поэзии В. Погадаев указывает, что пантун — «это миниатюрная поэтическая форма, четверостишие с перекрестной рифмовкой, распадающееся на два двустишия, которые обычно не имеют прямой логической связи и соединены по принципу звукового и (или) образно-символического параллелизма.

На ранней заре душистый жасмин
Я собирала в сосуд золотой;
Вставай поскорее, о господин, —
Солнце сияет над головой.

В прошлом пантунами обменивались влюблённые. С пантунов начинается ныне любое официальное предприятие и ими же заканчивается. Пантуны отличаются тематическим разнообразием: любовный, сатирический, назидательный, заговорный. Сцепления нескольких четверостиший образуют т.н. прошитый пантун (пантун берикат), в котором вторая и четвертая строки первого пантуна становятся первой и третьей строкой второго и т.д. Благодаря усилиям А. фон Шамиссо Пантун под названием "пантум" был известен европейским поэтам В. Гюго, П. Варлену, Ш. Бодлеру и др.»5. В сложных формах пантуна важен особый ритм, идущий по принципу четыре шага вперёд — два назад.

М. Л. Гаспаров в своих «Комментариях» к стихам русских поэтов рубежа XIX-ХХ вв. приводит следующее определение пантунов: «В малайской народной поэзии пантум (точнее, «пантун») — это импровизированные четверостишия (обычно с тематическим параллелизмом), иногда соединяемые в цепочку так, чтобы 2-й и 4-й стихи каждой предыдущей строфы повторялись как 1-й и 3-й стихи следующей строфы. Именно в таком «цепном» виде пантум был усвоен европейской поэзией (впервые — французскими романтиками), но широкого распространения не получил, примкнув к ряду твердых форм с повторами»6.

Повторы в пантунах создают особый словесный орнамент, превращающийся в устойчивый узор, который, с одной стороны, делает твердыми и застывшими мотивы и образы, но, с другой — раскачивает их из стороны в сторону, придавая им каждый раз новый оттенок значения.

Как же пришел Гумилёв к этому жанру? Рассмотрим его обращения к пантунам. В примечаниях к седьмой «Абиссинской песне» Гумилёв пишет: «Галлаская песня. В ней чередуются две темы: политического затруднения, кончающегося войной, и отвергаемой любви. Любопытно сравнить с малайскими пантумами. Возможно даже влияние при посредстве мадагаскарских малгашей, у которых тоже встречаются упрощенные пантумы»7. «Абиссинские песни» были собраны Гумилёвым во время его путешествий по Африке, они, «по указанию С. Б. Чернецова… восходят к достоверным источникам; перевод их осуществлялся с французского, при помощи сопровождавших Гумилёва толмачей»8. Сам заголовок отсылает к знаменитым мистификациям XVIII-XIX вв. — «Мадагаскарским песням» Э. Парни, к циклу П. Мериме «Гузла», «Песням западных славян» А. Пушкина. Между тем предполагается, что Гумилёв «песни» сочинил не сам, а перевел, в отличие от его же «Абиссинских песен» 1911 г., созданных «независимо от настоящей поэзии абиссинцев»9, — как писал поэт в 7-м номере журнала «Аполлон» за 1911 г.

Характерно, однако, дублирование названия: через несколько лет после сочиненного поэтом стихотворного цикла складывается другой, по всей вероятности, подлинный, носящий, тем не менее, тот же заголовок. Интересно то, что, даже собирая (с помощью французских переводчиков) песни, Гумилёв расставляет свои акценты, формируя композиционный цикл. И почти в центре этого цикла оказывается стихотворение, отражающее тяготение Гумилёва к твердым формам поэзии. 7-ю Абиссинскую песню нельзя назвать пантуном, принятым в литературе модернизма или используемым французскими поэтами XIX в., но зато он ближе к народным малайским пантунам или к упрощенным пантунам малагасийцев, как указывает Гумилёв в примечании.

Простой параллелизм, сочетающий политические мотивы (первые два стиха каждого четверостишия) и любовную лирику (вторые два стиха), напоминает прозрачное строение малайских пантунов. Из 7-й песни можно создать два разных текста, один из которых наполнен именами королей, начальников армии, названиями племен, а другой полностью посвящен страданиям несчастного героя, отвергнутого возлюбленной. Но плавное перетекание одних стихов в другие усиливает эффект обеих частей: они как будто дополняют друг друга, лирическое переживание словно вторгается в политику и заставляет слушателя особенно реагировать на смерть Ягованы и Гаваью, а ощущение хрупкости границ страны, гордости и страха за воинов усложняет мотивы разлуки и одиночества героя:

Река Борода, мы слышали, стала полной,
Фитаурари Гаваью, мы слышали, умер.
Я смеялся зубами, не сердцем,
У меня живого отрезали душу10.

Гибель героев 7-й Абиссинской песни происходит только в первых стихах каждой строфы (гибнут воины): лирическая линия ограничивается описанием разлуки влюбленных («Прощай, девушка, ты отпустила волосы до спины, / Твой пробор всё длиннее и длиннее»11).

Вероятнее всего, 7-я Абиссинская песня — лишь первый шаг к созданию русского пантуна, в котором будут соблюдены все правила жанра.

Прежде чем приступить к рассмотрению оригинального текста Гумилёва «Гончарова и Ларионов», обратимся к его переводу стихотворения Леконта де Лиля. «Малайские пантумы» были переведены Гумилёвым, но не опубликованы, они хранятся в РГАЛИ в фонде Л. В. Горнунга12, «там находятся многочисленные переводы Гумилёва с разных языков, в том числе и с французского, еще неизвестные широкой публике. Это не подлинники: речь идет о материалах, которые… Лукницкий нашел в папках “Всемирной Литературы” и переписал перед тем, как издательство окончательно закрыли»13. В 2011 г. «Малайские пантумы» в переводе Гумилёва были напечатаны в статье К. С. Корконосенко в «Западном сборнике» (в честь 80-летия П. Р. Заборова)14. Перевод Гумилёва точен, максимально приближен к оригиналу. Сохранена композиция текста, его пять частей, опоясанных повторяющимися стихами, ритм — «octosyllabe, типичный для пантума, передается четырехстопным ямбом»15.

Сюжет, описанный Леконтом де Лилем, чрезвычайно распространен в романтической и постромантической литературе: дикарка, изменившая своему возлюбленному и погибшая от его руки (возможны разные варианты гибели героини). Выбор «повествователя» — обманутого туземца — хотя и не является традиционным для европейской литературы XVIII-XIX вв., но вполне объясним для автора конца XIX в., стремящегося постигнуть восточный менталитет (своего рода «мистификация» на уровне сюжета), и превратить экзотического персонажа в лирического героя. У Гумилёва можно назвать стихотворения с близким сюжетом: «Озеро Чад», лирическая героиня которого — «жена могучего вождя» покидает мужа и уезжает в Марсель с европейцем, где, брошенная новым возлюбленным, становится портовой проституткой, и уже описанная нами 7-я из «Абиссинских песен». Прямых перекличек с «Малайскими пантунами» Леконта де Лиля в песне нет, но присутствует отголосок любовного сюжета, напоминающий трагические эпизоды из текста Леконта де Лиля: красавица отвергает героя (в «Пантунах» — изменяет ему); «длинные глаза, как двойная молния» («Tes longs yeux sont un double éclair»), героини Леконта де Лиля рифмуются с «длинным пробором» девушки из Абиссинской песни; метафорически «отрезанная душа» отвергнутого героя отчасти перекликается с отрезанной головой неверной возлюбленной в «Малайских пантунах».

Перевод Гумилёва демонстрирует модернистское начало экзотической темы: форма пантуна, ориентированная, с одной стороны, на национальную восточную поэзию; с другой — на французскую средневековую (например, жанровую лирику Ф. Вийона, использующего формы рондо, рондели, баллады и др.), в сочетании с ориентальными мотивами становится одним из новых способов выражения (воплощенного в живописи, например, «мирискусниками»).

Не только отголоски абиссинских песен поворачивают поэта к жанру пантуна, сам Гумилёв в 1917-1918 гг., еще до перевода стихотворения Леконта де Лиля, пишет оригинальное стихотворение, используя максимум возможностей этого жанра.

«Гончарова и Ларионов» — «правильный» пантун, посвященный двум художникам, творчество которых было связано как с Востоком, так и заключало в себе авангардистское начало. Подробный анализ этого пантуна дан в работе Э. Партона. Исследователь отмечает, что, по мнению Ларионова, у Гумилёва была страсть к пантунам. Поэтому неудивительно, что стихотворение написано именно в этой форме: «However it was also an eminently suitable form for a poem concerning Larionov and Gončarova, who themselves had a high regard for and had been influenced by Eastern art forms. Moreover, the structure of the poem, in which the second and fourth lines of a stanza are repeated as the first and thid lines of the following stanza, is perhaps an iconic representation of Larionov’s and Gončarova’s cubo-futurist style of painting, in which an image is fragmented and its parts are reproduced a number of time in different positions across the canvas»16.

«Художественные возможности по поводу павлина» Гончаровой послужили также одним из источников пантуна Гумилёва: серия картин «Павлины», выполненная в различных стилях — от искусства Древнего Египта до народной вышивки — связана общим мотивом, «повтором», тянущимся из полотна в полотно, подобно тому, как два стиха в пантунах перетекают из одной строфы в другую.

Авангардистские открытия Гончаровой и Ларионова в пантуне Гумилёва оказались вписанными в строгую форму малайского жанра. Но именно этот жанр обладает чертами восточного орнамента, подчеркивая творческие особенности двух художников. Система повторяющихся строк, с каждым поворотом меняющих оттенок смысла, позволяет представить почти визуально картины Гончаровой и Ларионова. От стиха «В себе открыла Гончарова»17 идут две «ветки»: «Восток и нежный и блестящий»18 и «Павлиньих красок бред и пенье»19. Эти «ветки» одновременно связаны между собой и различны. Павлины Гончаровой и рождены Востоком, и отсылают, например, к русской вышивке. Близость, но неоднородность — вот смысл «тавтологий» пантуна, стихотворение Гумилёва отражает сущность искусства художников.

«Снопы лучей и камней груды»20 могут трактоваться как «обновленная стихия» и как путь «на сказочные тропы». Это обозначает новое направление, открытое Ларионовым, — лучизм, смысл которого в возникновении пространств и форм из пересечения отраженных лучей различных предметов. «Стихия» лучей преобразила мир искусства, подобно кубизму или супрематизму. Так открылись «сказочные тропы» авангарда, и игра повторами в пантуне Гумилёва передает ощущение нового состояния, созданного художником.

Начинается пантун со строки «Восток и нежный и блестящий»21 и ею же заканчивается. Яркое оперение текста имеет кольцевую структуру, восточный мотив опоясывает стихотворение, и судьба и творчество двух художников оказываются преломленными в свете сияющего орнамента — стихотворного узора, основанного на повторе и чередовании составляющих его элементов.

В пьесе «Дитя Аллаха» Гумилёв приводит диалог Птиц и Гафиза в форме пантунов. «Перекличка Гафиза с его птицами в третьей картине пьесы… была записана Гумилёвым в альбом Н. С. Гончаровой и М. Ф. Ларионова в Париже в 1917 г. под названием "Мудрец". Пантум из пьесы "Дитя Аллаха". В этой записи "пантум" разбит на четверостишия, без разделения на реплики Гафиза и Птиц. Факсимиле этой альбомной записи было воспроизведено в еженедельнике "Россия и Славянство", в № от 29 августа 1931 г., посвященном десятилетию гибели Н. С. Гумилёва. В том же номере были напечатаны репродукции двух восточных акварелей Н. С. Гончаровой, посвященных Гумилёву во время его пребывания в Париже. Материал этот был получен покойным Л. И. Львовым от Н. С. Гончаровой и М. Ф. Ларионова»22.

Итак, мы встречаемся с еще одной вариацией жанра пантуна в драматургии Гумилёва — в пьесе, интересной Гончаровой и Ларионову. Возможно, в 1917 г. пантун был связан для поэта с именами и творчеством этих двух художников.

Наконец, у Гумилёва есть еще один пантун, записанный в дневнике П. Лукницкого от 18 февраля 1968 г., — «Какая смертная тоска…». Видимо, текст создан был как специальное упражнение для демонстрации особенностей жанра пантуна. «Это стихотворение, — указывает П. Лукницкий, — в котором знаки препинания (кроме тире) мною расставлены произвольно, — весьма характерно для настроений Гумилёва в 1921 году. Он, как я не раз слышал от знавших его людей, проповедовал ту "истину", что поэт должен стоять над политикой и не вмешиваться в нее»23. В пантуне-импровизации шуточно обыгрываются политические взгляды Гумилёва, точнее, отказ от выбора одной из сторон: «Вы знаете, что я не красный, / Но и не белый — я поэт!»24. Каждый из этих стихов повторяется дважды, отчетливо дублируется, демонстрируя позицию автора: «Мы все политике не рады»25. Выход возможен лишь во вселенское пространство, в котором поэт равен сам себе: «Путь к славе медленный, но верный: / Моя трибуна — Зодиак! / Высоко над земною скверной / Путь к славе медленный, но верный»26. Изгибы стихотворного орнамента из маленького экзерсиса, предназначенного для учеников, позволяют выразить любимые мысли Гумилёва в изящной и сложной поэтической форме.

Рассмотренные нами тексты, написанные Гумилёвым, обнаруживают интерес поэта к изящной форме малайской поэзии — пантуну. На рубеже веков (как XVIII-XIX, так и XIX-ХХ) в искусстве наиболее востребованной становится «экзотическая» тематика. Возможно, это связано с очевидным тяготением к литературным мистификациям, направленным на воспроизведение старинной народной поэзии, обостренному вниманию к «инородному». «Модернизм был эпохой повального увлечения экзотикой»27. Такие увлечения диктовала как идея постколониализма, так и близость постколониализма с постмодернизмом и деконструкцией. В монографии Л. Карьо и Ш. Режисмансе «L’exotisme: la littérature colonialе» указывается, что на рубеже XIX-ХХ вв. активная колониальная деятельность имела историческое значение: цивилизации, группировавшиеся возле Средиземного моря и Западных морей, распространились и на более далекие земли28. Экзотическая тема пришла к русским авторам через творчество поэтов и философов Франции29. Жирафы и леопарды в лирике Гумилёва были «порождены не подлинным морским и тропическим миром, не Африкой, а Монпарнасом… навеяны… Леконтом де Лилем, Бод­лером»30. По мнению Л. Аллена, «тогдашняя Африка, в основном франкоязычная, привлекла сначала Гумилёва с тем большей силой, что ее самобытная культура была вся пропитана со­ками, исходящими из Франции»31. Восприятие Востока у русских поэтов преломлялось через увлечение французскими ориентальными мотивами. Таким образом, пантун в творчестве Гумилёва обрел двойственное звучание — восточное и западное.

Библиографический список:

1. Аллен Л. У истоков поэзии Н.С. Гумилёва. Французская и западноевропейская поэ­зия //  Николай Гумилёв: Исследования и материалы. Библиография. СПб.: «Наука», 1994.

2. Гаспаров М.Л.Русские стихи 1890‑х — 1925‑го годов в комментариях. М.: «Высшая школа», 1993.

3. Геллер Л. К описанию экзотизмов. Предложения // Филологические записки. Воронеж: ВГУ, 2008. Вып. 27.

4. Грибков А. Г. Метрика и строфика Н.С. Гумилёва как художественно-выразительное единство: Дис. ... канд. филолог. наук. М., 2005.

5. Гумилёв Н. С. Письма о русской поэзии // Аполлон. 1911. № 7.

6. Гумилёв Н. С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988.

7. Гумилёв Н. С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990.

8. Давидсон А. Муза странствий Николая Гумилёва. М.: «Наука», Изд. фирма «Восточная лит.», 1992.

9. Корконосенко К.С.Неопубликованный перевод Николая Гумилёва: «Малайские пантумы» Ш. Леконта де Лиля // Западный сборник: В честь 80-летия П.Р. Заборова. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома, 2011.

10. Лаццарин Ф. Н. С. Гумилёв — переводчик и редактор французской поэзии во «Всемирной литературе» // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2012. № 3.

11. Леконт де Лиль Ш. Малайские пантумы. Пер Н. Гумилёва // РГАЛИ, ф. 2813, оп. 1, № 48, л. 1-17.

12. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990.

13. Струве Г., Филиппов Б. А. Примечания к пьесе «Дитя Аллаха» // Электронный ресурс. Режим доступа: http://gumilev.ru/notes/9/ (дата обращения: 2.11.2013).

14. Цветы далёких берегов: Из современной малайской поэзии / Вступительное слово В. Погадаева. Перевод с малайского В. Погадаева и А. Погадаевой // Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pereplet.ru/text/pogadaev20dec06.html (дата обращения: 17.04.2013).

15. Cario L., Régismansét Ch. L’exotisme: la littérature colonialе. Paris: Mercure de France, 1911.

16. Célestin R. From Cannibals to Radicals: Figures and Limits of Exotism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996.

17. Parton A. “Gončarova and Larionov” — Gumilev’s pantum to art // Nikolaj Gumilev (1886-1986): Papers from the Gumilev Centenary Symposium by Sheelagh Duffin Graham. Berkeley Slavic Specialties, 1987.

Примечания

1. Грибков А. Г. Метрика и строфика Н.С. Гумилёва как художественно-выразительное единство: Дис. ... канд. филолог. наук. М., 2005 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://cheloveknauka.com/metrika-i-strofika-n-s-gumilyova-kak-hudozhestvenno-vyrazitelnoe-edinstvo (дата обращения: 15.10.2013).

2. Грибков А. Г. Метрика и строфика Н.С. Гумилёва как художественно-выразительное единство: Дис. ... канд. филолог. наук. М., 2005 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://cheloveknauka.com/metrika-i-strofika-n-s-gumilyova-kak-hudozhestvenno-vyrazitelnoe-edinstvo (дата обращения: 15.10.2013).

3. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 25.10.2013)

4. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 25.10.2013)

5. Цветы далёких берегов: Из современной малайской поэзии / Вступительное слово В. Погадаева. Перевод с малайского В. Погадаева и А. Погадаевой // Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pereplet.ru/text/pogadaev20dec06.html (дата обращения: 17.04.2013).

6. Гаспаров М.Л.Русские стихи 1890‑х — 1925‑го годов в комментариях. М.: «Высшая школа», 1993. С. 195.

7. Гумилёв Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 484.

8. Гумилёв Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 603.

9. Гумилёв Н. С. Письма о русской поэзии // Аполлон. 1911. № 7. С. 76.

10. Гумилёв Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 481.

11. Гумилёв Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 481.

12. Леконт де Лиль Ш. Малайские пантумы. Пер Н. Гумилёва // РГАЛИ, ф. 2813, оп. 1, № 48, л. 1-17.

13. Лаццарин Ф. Н. С. Гумилёв — переводчик и редактор французской поэзии во «Всемирной литературе» // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2012. № 3. С. 173.

14. Корконосенко К.С.Неопубликованный перевод Николая Гумилёва: «Малайские пантумы» Ш. Леконта де Лиля // Западный сборник: В честь 80-летия П.Р. Заборова. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома, 2011. С. 177-186.

15. Лаццарин Ф. Н. С. Гумилёв — переводчик и редактор французской поэзии во «Всемирной литературе» // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2012. № 3. С. 174.

16. Parton A. “Gončarova and Larionov” — Gumilev’s pantum to art // Nikolaj Gumilev (1886-1986): Papers from the Gumilev Centenary Symposium by Sheelagh Duffin Graham. Berkeley Slavic Specialties, 1987. P. 231. (В разработке процитированной нами идеи принимал участие Р. Ешельман. См.: Там же. P. 241).

17. Гумилёв Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990. С. 388.

18. Гумилёв Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990. С. 388.

19. Гумилёв Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990. С. 388.

20. Гумилёв Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990. С. 388.

21. Гумилёв Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худож. лит., 1990. С. 388.

22. Струве Г., Филиппов Б.А. Примечания к пьесе «Дитя Аллаха» // Электронный ресурс. Режим доступа: http://gumilev.ru/notes/9/ (дата обращения: 2.11.2013).

23. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 28.10.2013)

24. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 28.10.2013)

25. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 28.10.2013)

26. Лукницкая В. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990 // Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/LUKNICKAYA/gumilew.txt (дата обращения: 28.10.2013)

27. Геллер Л. К описанию экзотизмов. Предложения // Филологические записки. Воронеж: ВГУ, 2008. Вып. 27. С. 14.

28. Cario L., Régismansét Ch. L’exotisme: la littérature colonialе. Paris: Mercure de France, 1911. P. 155-159.

29. Cм. об этом: Célestin R. From Cannibals to Radicals: Figures and Limits of Exotism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996. 254 p.

30. Давидсон А. Муза странствий Николая Гумилёва. М.: «Наука», Изд. фирма «Восточная лит.», 1992. C. 41.

31. Аллен Л. У истоков поэзии Н.С. Гумилёва. Французская и западноевропейская поэ­зия //  Николай Гумилёв: Исследования и материалы. Библиография. СПб.: «Наука»,1994. C. 237.